— Так она же внесена в полетный лист! Смотрите, под номером пять — Ромнич Л. К.
— Мало ли что внесена. В полетный лист и кошку внести можно.
Ночкин стукнул трубкой по колену, отвернулся и пошел к небольшой двустворчатой будке, ярко сверкавшей на солнце свежими буквами «М» и «Ж». Не туда же за ним идти? Скворцов вернулся к ожидающим.
— Что там за задержка? — спросил генерал.
— Командир корабля лейтенант Ночкин отказывается брать женщину на борт.
— А разве с нами женщина?
— В некотором роде. Ромнич, конструктор боевых частей.
— Вот уж истинно сказано, — съязвил Чехардин, — «где кончается порядок, начинается авиация». На вашем месте поставил бы я этого Ночкина по стойке «смирно», по уставу, как положено стоять перед старшим по званию...
— Нет, — возразил Скворцов, — это, знаете, не в духе наших авиационных традиций. Устав уставом, а командир корабля при всех обстоятельствах персона грата. На него словно бы устав не распространяется... Впрочем... Поговорили бы вы с ним, товарищ генерал!
— А я чем могу помочь?
— Все-таки генеральские погоны...
— Ну, ладно уж. Иверскую подняли, — сказал генерал, вставая, и двинулся в сторону будки.
— Эх, авиация! — опять желчно поддразнил Чехардин. — Это даже у Теркина отмечено: «Лишь в согласье все подряд авиацию бранят... »
— К сожалению, на пушке не полетишь.
— Что верно, то верно.
— Вот увидите, генерал Сиверс его уговорит.
Тем временем лейтенант Ночкин уже возвращался из будки. Генерал Сиверс подошел к нему. Ночкин вытянулся, держа трубку у колена.
— Здравия желаю, товарищ генерал.
— Здравствуйте. Если не ошибаюсь, лейтенант Ночкин?
— Так точно, товарищ генерал.
— А это что у вас, лейтенант Ночкин? — спросил генерал Сиверс, указывая тонким, ехидно искривленным пальцем на самолет.
— Самолет, товарищ генерал.
— А, самолет? А я думал — летучий мужской нужник.
— Какой нужник, товарищ генерал?
— Мужской. Знаете? «М» и «Ж». Напрасно вы на дверце своего самолета не изобразили «М». Было бы куда проще.
— Я вас не понимаю, товарищ генерал, — мучаясь, сказал Ночкин. — Это самолет, а не нужник.
— Нет, видимо, зрение вас обманывает, и это именно нужник.
Ночкин стоял, мрачно уставившись в землю.
— Вы шутите, товарищ генерал?
— Что вы, это не я шучу. Это шутка великого математика Давида Гильберта. Слыхали про такого?
— Никак нет, товарищ генерал!
— Ну, вот, — горестно вздохнул Сиверс. — Придется мне заняться вашим образованием. Слушайте. В прошлом столетии знаменитая женщина-математик Эмми Нетер, ранга нашей Софьи Ковалевской... тоже не слыхали?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Эх вы! Так вот, когда Эмми Нетер баллотировалась в профессора Геттингенского университета, ученые мужи вашего типа отклонили ее кандидатуру: она-де женщина, а членом университетского сената женщина быть не может. Узнаете аргументацию, а?
— Так точно, товарищ генерал.
— И тогда великий математик Давид Гильберт, о котором вы никогда не слыхали, что не мешает ему быть великим, задал вопрос председательствующему. — Тут генерал быстро и отчетливо произнес несколько слов по-немецки. — Вы меня поняли, лейтенант Ночкин?