Я чуть не заплакала, глядя, как она сидит за кухонным столом у себя дома, мысленно погрузившись в прошлое.
«Гильдия девочек-скаутов почти так же опасна», – весело сказала я в надежде подбодрить ее, но не думаю, что она меня услышала.
В тот же день тетушка Фелисити объявила, что проблема решена: из женской академии мисс Бодикот пришли сведения, что председатель общества попечителей академии, который проводит лето в Англии, в сентябре отправится домой. Он провел несколько дней на охоте с нашим соседом лордом Краусборо, и, по его словам, ему совсем нетрудно заехать к нам и забрать меня – как будто я пустая бутылка из-под молока.
Я всегда буду помнить день, когда он приехал в Букшоу в арендованном «бентли» – с опозданием на полтора часа, должна я заметить. Выскочил из машины и обежал ее, чтобы открыть дверцу для Дорси, царицы Савской, которая вылупилась из машины, словно аист из яйца, и встала в лучах сентябрьского солнечного света, моргая и делая вид, будто ее только что вывели из гипнотического транса. Она облачена в бирюзовое шелковое платье, голову прикрывал шарф в тон, а на губах – слишком яркая розовая помада. Надо ли добавлять что-то еще?
«О, Райерсон, – прокудахтала она, уставившись на наш фамильный дом. – Как оригинально. Такой старомодный упадок, все, как ты рассказывал».
Довольный собой Райерсон Рейнсмит в летнем костюме цвета остывшего кофе со свернувшимися сливками, осматривался, заткнув большие пальцы в карманы желтого жилета и похлопывая ладонями по своему обширному животу. Он напомнил мне куропатку.
Отец, появившийся в дверях, чтобы его приветствовать, вышел на гравиевую дорожку, и они обменялись рукопожатием.
«Полковник де Люс, полагаю, – сказал Рейнсмит с таким видом, будто решил загадку века. – Я бы хотел представить вас моей жене Дорси. Пожми руку сквайру, дорогая. Не каждый день выпадает такая возможность. – И наигранно засмеялся: – Ха-ха-ха.
А это, должно быть, крошка Флавия».Ну все, этот человек – покойник.
«Мистер Рейнсмит», – сказал он и сунул влажную ладонь мне прямо в лицо.
Однажды Доггер предупредил меня остерегаться людей, которые представляются «мистерами». Это вежливое обращение, сказал он, знак уважения, которое проявляют другие люди, но его никогда-никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя употреблять, говоря о себе.
Я проигнорировала протянутую руку.
«Здорово», – сказала я.
Отец застыл. Его глаза сузились. Я знала, что творится в этот момент в его голове.
«Прошу, входите», – произнес он, указывая на парадную дверь.
Мне хотелось слегка стукнуть его и одновременно обнять. Гордость за родителей иногда принимает странные формы.
«Какой оригинальный вестибюль! – воскликнула Дорси Рейнсмит. Ее голос был резким, как вонь старого сыра, и слова неприятным эхом отразились от темных стен. – У нас были такие же проблемы с трескающимся лаком в нашей гостиной в Торонто, верно, Райерсон? Наш подручный Смизерс говорит, что это вызвано либо перегревом, либо переохлаждением».