Не стоит скрывать, что публицистические опусы Люсьена Февра
оказали на стиль работы сильное влияние. Книга предназначается преж-
де всего историкам-провинциалам, поскольку столичные историки в силу
множества причин Россию ощущают слабо, знают ее жизнь недостаточ-
но, а понимают искаженно. Отказ от моноцентризма в науке, политике и
культуре, произошедший в 1990-е годы, был благодетелен, несмотря на
угрозу тотального распада страны. Перетекание силы и денег в провин-
цию, замороженное сейчас, дало мощный толчок провинциальной исто-
риографии, за коей великое будущее.
6
ОТ АВТОРА (ИСТОРИЯ - ЭТО ИСТОРИКИ)
Стремление очеловечить русскую историографию во всем замечатель-
ном многообразии людей, судеб, жизненных коллизий, исторических па-
радоксов, личных идиллий и трагедий двигало автором. Это, к сожалению,
неизбежно вело к эклектичности, эмпиризму и описательной фактологии. Попытка уйти от канонов дурного социологизаторства, столь присущего
худшим образцам советского подхода к теме, - важный посыл этой ра-
боты. «Антропологическая» историография нам нужна не меньше, чем
«антропологическая» история. Ведь любой историк (как личность) - это
большой мир, лишь в очень малой мере отлившийся в формах книг и ста-
тей, сборников документов и в преподавании. Не менее, а порой и более
ценен его личный жизненный опыт, тип личности, стиль мысли, мир внут-
ренних чувств. Широкий осмысленный взгляд на прошлое, как всегда,
нужен нам, чтобы понять настоящее и осмыслить изменившуюся роль
историка в обществе. Увы, без трюизмов, банальностей и штампов здесь
иногда не обойтись. Какие-то общие вещи здесь нужно непременно про-
говаривать, чтобы мозаика сложилась в единое целое.
Профессия накладывает отпечаток на человека: его образ жизни, се-
мью, вкусы, общественное поведение. Но и последнее сильно влияет на
книги, статьи, методы работы историка. Кроме того, русский историк в
любую эпоху существенно отличается от историка немецкого или фран-
цузского - и не только своим этническим менталитетом. Множество не-
писаных законов и традиций движут его языком на лекциях и пером на
бумаге.
Жизнь историка в России как целостное, обобщенное в своих типичес-
ких чертах явление еще не была предметом научного интереса. Один поэт
хорошо написал о людях своего цеха:
Что ж, поэтом долго ли родиться? Вот сумей поэтом умереть,
Собственным позором насладиться,
В собственной бессмыслице сгореть!
Определенная стратегия всей научной жизни любого поколения ис-
ториков, судьбы конкретного человека очень любопытна. Какие-то эле-
менты этой стратегии повторяются в новых поколениях, какие-то отми-
рают. Речь не идет о формообразующих элементах: защите диссертаций,
работе в университетах и институтах, архивах и библиотеках, написании
книг и статей. Речь идет о внутренних, содержательных моментах: сти-
мулах к творчеству, вызревании матерого профессионала из зеленого
любителя, периодической смене научной тематики, связях с жизнью, об
Угасании научного потенциала в старости, о смысле карьеры и отноше-
ниях с властью...
ВИКТОР БЕРДИНСКИХ.