Читать онлайн «Когда воротимся мы в Портленд»

Автор Екатерина Некрасова

Екатерина Некрасова

КОГДА ВОРОТИМСЯ МЫ В ПОРТЛЕНД

«Безвыходным мы называем положение, выход из которого нам не нравится».

Станислав Ежи Ленц (в пересказе Михаила Веллера)

«Ах, любовь — это такая мука», — вздохнула обезьяна, обнимая ежа.

Анекдот

ПРОЛОГ

— Задавить, — предложил тиун, придвигаясь.

Склонившийся над люлькой отпихнул его, не глядя. Морщась от детского крику, влез бородой под холщовый положок. Дите заходилось, как чуя над собой беду — красное в натуге личико, рот разинут — беззубый, слюнявый… Глазенки — эва! — и зажмуренные понятны, прорезаны косо — в мать… Ручонки — крохотные, а человечьи…

— Без ума он, — тиун из-за плеча.  — Девки переказывают — кажинную ночь ажник до петухов… эдак-то надрывается…

Скрипя, шаталась люлька — все искрутилось неразумное дите, выдираясь из пеленок. Стоявший над люлькой выпрямился — отошел, скребя в бороде. По полу сквозняком катало хлопья пыли; скрип половиц под шагами. На лавке, где спать няньке, кинут мятый платок — красный. В окошках — притушенное слюдой солнце… Отодвинул засов, толкнул резные створки — вдунуло холодом, осенним духом сырости и тлена. Двор — в лужинах, в кочках сохлой травы. Под окошком на чурбачке сидел, поджав ноги в обмотках, гридень из стражи — скучал, опираясь о копье… И как ухитрилась полоумная ведьмачка не заметить рва с водой, куда сдернула ее нечистая сила?

Тиун метнулся, придержал запахивающуюся створку. Заискивающе косился на хозяина — а тот все молчал, морщился, крутя на палец длинный ус. «На матерю-от схож, эва как… Прижила, прости Господи, шалава… Игорь, брат… Братоубийцы (маялся, лез в бороду) мы два перед тобою… Каины… (Дергая ус. ) Что ж, и Владимир Святой брата убил. И жену его взял на сносях… А эта и не жена была…»

— Игорь-княжич покойный… отец, стало быть, евоный… — махнул назад, откуда — кошачьим мявом крик.

Тиун только моргал.  — Что сказал князь Ярополк Олегович, мой другой брат?

Тиун, оставив створку, торопливо поклонился — в ноги.

— Князь сказал — как, батюшка, твоя воля.

Молчали. Солнце пятнало дубовый подоконник. Тонкие голые ветви берез — черная паутина на пронзительной осенней синеве. Под той вот березой, было время, втроем игрывали чада ножиками — в тычку…

— Уж дюже кляла тебя ехидна половецкая, — вкрадчиво начал тиун.  — С жару, в беспамяти, переказывают, все по-своему, а как очунеется…

Хозяин отмахнулся. Вспоминал — забившуюся в угол кровати, обеими руками придерживая торчащий живот, и из-под монет на лбу — дикий взгляд раскосых глаз… Кабы она хоть нравилась ему, не столь было б обидно. А то… так… С досадой ковырнул ногтем срез сучка в подоконнике. «Знатье б, что ей рехнуться… Сраму сколь теперича… Ить все знают! А теперича еще скажут — и дитя не пощадил…»

— Зарыть ее, — не оборачиваясь, заговорил наконец, — за кладбищем. Потому святой веры нашей так и не приняла, и померла без покаяния и во злобе. А… (Выдохнув, расстегнул медную пуговку ворота. ) — Имя-то у него есть какое?

Тиун медлил — стоящий у оконца спиной чуял, как, угоняясь за сменой хозяйских желаний — вот решено, казалось, и вдруг, — суматошно тасуются мысли в седоватой, на пробор расчесанной холопьей голове.