Губин Андрей Тереньтьевич
Молоко волчицы
Все старинные казачьи песни напела
мне моя мать — Губина Мария Васильевна,
урожденная Тристан (1900 — 1972)
свеча, зажженная в мире.
Итак — в память о той, которая
напела мне эти песни.
Часть I МЕЖДУ КУМ-ТО РЕКИ, МЕЖДУ ТЕРЕКОМ
Глеб Есаулов, юный казак Войска Терского, таскал скотине корм. Вечерело. Заметил узкий вечерний луч зари на мерзлых инейных кочках пустого серого база — как ремень багряного золота.
Любоваться некогда. Старался не наступать, широко перешагивал, когда нес от дальнего скирда сено на высоких вилах. Вот если найти такой в самом деле, длиной в сажень — на сколько бы фунтов потянуло! Или — задумался отыскать в горах тот таинственный папоротник, что в Иванову ночь светится резным огнем листа; с умелой молитвой сорви этот лист-клинок, и будет он клониться к земле всюду, где закопано золото, клад, чугунок с монетами или кольцами…
Спохватился: еще разок глянуть на красный ремешок на серых кочках база. Но полоски-луча уже не было. Быстроты вращения Земли юный казак не знал, как и не знал о самом вращении, но тоскливо почувствовал: как быстро летит время, меняя утро на вечер, зиму на лето, юношу на старика.
И чтоб не отставать, заторопился: до темноты еще успеет нарубить за сараем дров. На завтра уже нарублены, но запас спину не гнет, и запасы нужны немалые — впереди целая жизнь!. .
…Снег срывался и таял у тусклой воды.
Желтый лист длил последнюю пляску. Ночью кто-то убрал сады в вековую жемчужную сказку.Ночь. Не пахнет шалфей. Тишь родимой земли. Вдруг проснешься в сияющем трепете: что белеет там — может, сады зацвели иль уснули там белые лебеди?
Между синими глазами двух морей юга России — раскосым Каспием и круглым Черным, — там, где Азия сорок веков смотрит на Европу, тяжким грозным переносьем нависли Белые горы Кавказа. У цоколя льдистых хребтов стелются солнечные долины, изрезанные каньонами, балками и лесистыми взгорьями.
Особняком от Главного хребта пасется стадо Синих гор. Под ними тихий подземный океан минеральной воды.
Тусклы были огни поселений. Когда да когда пройдет пастух с горсткой овец или пронесется, как черная птица, одинокий всадник в бурке, и привольно жилось тут зверю да ландышу, птице да барбарису…
Если же долины и горы оживлялись толпами воинственных пришельцев, то жизнь и вовсе надолго замолкала по их следу — по кровавому следу пожарищ.
Скифы и гунны, печенеги и персы, Тимур хромой, что прославил Вселенную курганами из черепов, гнали отсюда гурты скота и караваны невольников, оставляя здесь свои могилы, храмы, кумирни, аулы. Аланы, греки, римляне, турки так же оставили в этом диком цветущем краю так называемый культурный слой и память о себе наименованиями вершин и плоскогорий.