Александр Бушков
Сталин. Красный монарх
Вам не по душе это варварство? Не прогневайтесь – отвечает вам история: чем богата, тем и рада. Это только выводы из всего, что предшествовало.
Предисловие
С самого начала, едва только идея этой книги начала понемногу зарождаться, я решительно отказался от мысли написать очередную
Меж тем правильнее будет писать не о человеке, а о времени. Известный английский историк и философ Р. Дж. Колллингвуд еще в тридцатые годы прошедшего столетия вывел нехитрую, но убедительную формулу: личность любого мало-мальски значимого исторического деятеля следует рассматривать непременно с учетом времени, в котором он жил и работал, а также конкретных исторических условий.
Все справедливо. Великая и страшная фигура Иосифа Виссарионовича Сталина, как гвоздь в доску, вбита в великое и страшное двадцатое столетие. Без этого столетия не было бы и Сталина – а без Сталина столетие наверняка стало бы другим, совершенно не похожим на оставшееся за нашими плечами…
Девятнадцатый век был
Революции опять-таки не сотрясали основ, хотя их творцам сплошь и рядом именно этого и хотелось. Строго говоря, они даже не заслуживают названия «революций» – всего-навсего бунты, мятежи, заварушки, кончавшиеся одинаково: какое-то время на улицах восторженно витийствует мятежная толпа, громоздя баррикады и вздергивая на фонари подвернувшихся под руку сановников, но потом обязательно появляются правительственные войска и сметают все картечью к чертовой матери. Причем, как сплошь и рядом случалось (то в Париже, то в Вене, то в других местах) пресловутая «революция» так и не успевала охватить всю страну и сводилась к бунту столичной черни.
Все переменилось в двадцатом столетии – быть может, справедливо будет отсчитывать его с августа 1914 г. , с начала первой мировой войны, ведь и она сама нисколько не походила на все прежние, так что вполне можно считать ее неким символическим рубежом, ничего общего не имеющим с чисто хронологическими датами.
Все переменилось, все! Рухнули просуществовавшие сотни лет империи, появилось множество новых, независимых государств (существование которых ранее представить было нельзя). Прахом рассыпались традиции, иерархии, установления, уже не годился ни прежний опыт, ни прежние родословные, ни прежние теоретики… Только на окраинах Европы, во флегматичной Швеции, скажем, да в чистенькой бедноватой Швейцарии жизнь катилась по инерции, без катаклизмов или хотя бы потрясений. Всех остальных