Читать онлайн «Неистовый Роланд. Песни I—XXV»

ЛУДОВИКО АРИОСТО

Гравюра XVI в.

ОТ РЕДАКТОРА

«Неистовый Роланд» — одна из высочайших и, видимо, уже недосягаемых вершин мировой поэзии. В Западной Европе имя Лудовико Ариосто неизменно ставилось подле имен Гомера и Вергилия. В русской литературе Ариосто сопоставим с Пушкиным. Перед последней мировой войной О.  Э.  Мандельштам недоумевал:

«Незнакомство русских читателей с итальянскими поэтами (я разумею Данта, Ариосто и Тасса) тем более поразительно, что никто иной, как Пушкин, воспринял от итальянцев взрывчатость и неожиданность гармонии.

В понимании Пушкина, которое он свободно унаследовал от великих итальянцев, поэзия есть роскошь, но роскошь насущно необходимая и подчас горькая, как хлеб».

Во время последней войны, до которой Мандельштам, как известно, не дожил, Михаил Лозинский осуществил перевод всей «Божественной Комедии» и сделал это так, что его титанический труд вряд ли когда-нибудь устареет. В 1967 г. перевод поэмы Данте был издан в серии «Литературные памятники» вместе с обширным комментарием к ее первой кантике. Теперь настал черед Лудовико Ариосто. Слова о насущной необходимости роскоши поэзии к Ариосто очень подходят. Лицеист Александр Пушкин хорошо знал «Неистового Роланда» и, когда писал богатырскую поэму «Руслан и Людмила», нередко вспоминал его авторские интонации («Я каждый день, восстав от сна, // Благодарю сердечно бога // за то, что в наши времена // Волшебников не так уж много») и почти буквально перевел из «Роланда» целый эпизод. Во втором издании поэмы Пушкин этот эпизод опустил. «Неистовому Роланду» конгениален не «Руслан», а «Евгений Онегин». Это — тоже не поэма, а по-своему уникальный роман в стихах. Правда, в его «свободной дали» возникают не «добрый приятель» автора и не современная ему действительность, одухотворенная идеалом милой поэту женщины, а фантастический мир, населенный героями средневековых эпических поэм о Карле Великом и его паладинах, а также добрыми и злыми волшебниками, знакомыми нашему читателю по рыцарским романам Кретьена де Труа и Томаса Мэлори. Однако взаимоотношение между реально историческим Ариосто и повествователем и специфически романное отношение повествователя к фабульному материалу в «Неистовом Роланде» точно такие же, как в «Евгении Онегине». Поза рассказчика, рассказывающего своим слушателям о хорошо им известных персонажах, в романе Ариосто намеренно подчеркнута. Однако она порождает не «иллюзию сказа» (Б.  Эйхенбаум), а мягкую, обаятельную иронию, никогда не перерастающую в желчь сатиры.