Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:Многие души могучие славных героев низринулВ мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотояднымПтицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля),С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждоюПастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный. Кто ж от богов бессмертных подвиг их к враждебному спору?Сын громовержца и Леты – Феб, царем прогневленный,Язву на воинство злую навел; погибали народыВ казнь, что Атрид обесчестил жреца непорочного Хриса. Старец, он приходил к кораблям быстролетным ахейскимПленную дочь искупить и, принесши бесчисленный выкупИ держа в руках, на жезле золотом, АполлоновКрасный венец, умолял убедительно всех он ахеян,Паче ж Атридов могучих, строителей рати ахейской:«Чада Атрея и пышнопоножные мужи ахейцы!О! да помогут вам боги, имущие домы в Олимпе,Град Приамов разрушить и счастливо в дом возвратиться;Вы ж свободите мне милую дочь и выкуп примите,Чествуя Зевсова сына, далеко разящего Феба». Все изъявили согласие криком всеобщим ахейцыЧесть жрецу оказать и принять блистательный выкуп;Только царя Агамемнона было то не любо сердцу;Гордо жреца отослал и прирек ему грозное слово:«Старец, чтоб я никогда тебя не видал пред судами!Здесь и теперь ты не медли и впредь не дерзай показаться!Или тебя не избавит ни скиптр, ни венец Аполлона. Деве свободы не дам я; она обветшает в неволе,В Аргосе, в нашем дому, от тебя, от отчизны далече —Ткальньй стан обходя или ложе со мной разделяя. Прочь удались и меня ты не гневай, да здрав возвратишься!»Рек он; и старец трепещет и, слову царя покоряся,Идет, безмолвный, по брегу немолчношумящей пучины. Там, от судов удалившися, старец взмолился печальныйФебу царю, лепокудрыя Леты могущему сыну:«Бог сребролукий, внемли мне: о ты, что, хранящий, обходишьХрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе,Сминфей! если когда я храм твой священный украсил,Если когда пред тобой возжигал я тучные бедраКоз и тельцов, – услышь и исполни одно мне желанье:Слезы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!»Так вопиял он, моляся; и внял Аполлон сребролукий:Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучалиВ шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный. Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет;Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца. В самом начале на месков напал он и псов празднобродных;После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;Частые трупов костры непрестанно пылали по стану. Девять дней на воинство божие стрелы летали;В день же десятый Пелид на собрание созвал ахеян. В мысли ему то вложила богиня державная Гера:Скорбью терзалась она, погибающих видя ахеян. Быстро сходился народ, и, когда воедино собрался,Первый, на сонме восстав, говорил Ахиллес быстроногий:«Должно, Атрид, нам, как вижу, обратно исплававши море,В домы свои возвратиться, когда лишь от смерти спасемся. Вдруг и война, и погибельный мор истребляет ахеян. Но испытаем, Атрид, и вопросим жреца, иль пророка,Или гадателя снов (и сны от Зевеса бывают):Пусть нам поведают, чем раздражен Аполлон небожитель?Он за обет несвершенный, за жертву ль стотельчую гневен?Или от агнцев и избранных коз благовонного тукаТребует бог, чтоб ахеян избавить от пагубной язвы?»Так произнесши, воссел Ахиллес; и мгновенно от сонмаКалхас восстал Фесторид, верховный птицегадатель. Мудрый, ведал он все, что минуло, что есть и что будет,И ахеян суда по морям предводил к ИлионуДаром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба. Он, благомыслия полный, речь говорил и вещал им:«Царь Ахиллес! возвестить повелел ты, любимец Зевеса,Праведный гнев Аполлона, далеко разящего бога?Я возвещу; но и ты согласись, поклянись мне, что верноСам ты меня защитить и словами готов и руками. Я опасаюсь, прогневаю мужа, который верховныйЦарь аргивян и которому все покорны ахейцы. Cлишком могуществен царь, на мужа подвластного гневный?Вспыхнувший гнев он на первую пору хотя и смиряет,Но сокрытую злобу, доколе ее не исполнит,В сердце хранит. Рассуди ж и ответствуй, заступник ли ты мне?»Быстро ему отвечая, вещал Ахиллес благородный:«Верь и дерзай, возвести нам оракул, какой бы он ни был!Фебом клянусь я, Зевса любимцем, которому, Калхас,Молишься ты, открывая данаям вещания бога:Нет, пред судами никто, покуда живу я и вижу,Рук на тебя дерзновенных, клянуся, никто не подыметВ стане ахеян; хотя бы назвал самого ты Атрида,Властию ныне верховной гордящегось в рати ахейской». Рек он; и сердцем дерзнул, и вещал им пророк непорочный:«Нет, не за должный обет, не за жертву стотельчую гневенФеб, но за Хриса жреца: обесчестил его Агамемнон,Дщери не выдал ему и моленье и выкуп отринул. Феб за него покарал, и бедами еще покарает,И от пагубной язвы разящей руки не удержитПрежде, доколе к отцу не отпустят, без платы, свободнойДщери его черноокой и в Хрису святой не представятЖертвы стотельчей; тогда лишь мы бога на милость преклоним». Слово скончавши, воссел Фесторид; и от сонма воздвигсяМощный герой, пространно-властительный царь Агамемнон,Гневом волнуем; ужасной в груди его мрачное сердцеЗлобой наполнилось; очи его засветились, как пламень. Калхасу первому, смотря свирепо, вещал Агамемнон:«Бед предвещатель, приятного ты никогда не сказал мне!Радостно, верно, тебе человекам беды лишь пророчить;Доброго слова еще ни измолвил ты нам, ни исполнил. Се, и теперь ты для нас как глагол проповедуешь бога,Будто народу беды дальномечущий Феб устрояет,Мстя, что блестящих даров за свободу принять ХрисеидыЯ не хотел; но в душе я желал черноокую девуВ дом мой ввести; предпочел бы ее и самой Клитемнестре,Девою взятой в супруги; ее Хрисеида не хужеПрелестью вида, приятством своим, и умом, и делами!Но соглашаюсь, ее возвращаю, коль требует польза:Лучше хочу я спасение видеть, чем гибель народа. Вы ж мне в сей день замените награду, да в стане аргивскомЯ без награды один не останусь: позорно б то было;Вы же то видите все – от меня отходит награда». Первый ему отвечал Пелейон, Ахиллес быстроногий!«Славою гордый Атрид, беспредельно корыстолюбивый!Где для тебя обрести добродушным ахеям награду?Мы не имеем нигде сохраняемых общих сокровищ:Что в городах разоренных мы добыли, все разделили;Снова ж, что было дано, отбирать у народа – позорно!Лучше свою возврати, в угождение богу. Но послеВтрое и вчетверо мы, аргивяне, тебе то заплатим,Если дарует Зевс крепкостенную Трою разрушить». Быстро, к нему обратяся, вещал Агамемнон могучий:«Сколько ни доблестен ты, Ахиллес, бессмертным подобный,Хитро не умствуй: меня ни провесть, ни склонить не успеешь. Хочешь, чтоб сам обладал ты наградой, а я чтоб, лишенный,Молча сидел? и советуешь мне ты, чтоб деву я выдал?. . Пусть же меня удовольствуют новою мздою ахейцы,Столько ж приятною сердцу, достоинством равною первой. Если ж откажут, предстану я сам и из кущи исторгнуИли твою, иль Аяксову мзду, или мзду Одиссея;Сам я исторгну, и горе тому, пред кого я предстану!Но об этом беседовать можем еще мы и после. Ныне черный корабль на священное море ниспустим,Сильных гребцов изберем, на корабль гекатомбу поставимИ сведем Хрисеиду, румяноланитую деву. В нем да воссядет начальником муж от ахеян советных,Идоменей, Одиссей Лаэртид иль Аякс ТеламонидИли ты сам, Пелейон, из мужей в ополченье страшнейший!Шествуй и к нам Аполлона умилостивь жертвой священной!»Грозно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:«Царь, облеченный бесстыдством, коварный душою мздолюбец!Кто из ахеян захочет твои повеления слушать?Кто иль поход совершит, иль с враждебными храбро сразится?Я за себя ли пришел, чтоб троян, укротителей коней,Здесь воевать? Предо мною ни в чем не виновны трояне:Муж их ни коней моих, ни тельцов никогда не похитил;В счастливой Фтии моей, многолюдной, плодами обильной,Нив никогда не топтал; беспредельные нас разделяютГоры, покрытые лесом, и шумные волны морские. Нет, за тебя мы пришли, веселим мы тебя, на троянахЧести ища Менелаю, тебе, человек псообразный!Ты же, бесстыдный, считаешь ничем то и все презираешь,Ты угрожаешь и мне, что мою ты награду похитишь,Подвигов тягостных мзду, драгоценнейший дар мне ахеян?. . Но с тобой никогда не имею награды я равной,Если троянский цветущий ахеяне град разгромляют. Нет, несмотря, что тягчайшее бремя томительной браниРуки мои подымают, всегда, как раздел наступает,Дар богатейший тебе, а я и с малым, приятнымВ стан не ропща возвращаюсь, когда истомлен ратоборством. Ныне во Фтию иду: для меня несравненно приятнейВ дом возвратиться на быстрых судах; посрамленный тобою,Я не намерен тебе умножать здесь добыч и сокровищ». Быстро воскликнул к нему повелитель мужей Агамемнон:«Что же, беги, если бегства ты жаждешь! Тебя не прошу яРади меня оставаться; останутся здесь и другие;Честь мне окажут они, а особенно Зевс промыслитель. Ты ненавистнейший мне меж царями, питомцами Зевса!Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы. Храбростью ты знаменит; но она дарование бога. В дом возвратясь, с кораблями беги и с дружиной своею;Властвуй своими фессальцами! Я о тебе не забочусь;Гнев твой вменяю в ничто; а, напротив, грожу тебе так я:Требует бог Аполлон, чтобы я возвратил Хрисеиду;Я возвращу, – и в моем корабле и с моею дружинойДеву пошлю; но к тебе я приду, и из кущи твоей БрисеидуСам увлеку я, награду твою, чтобы ясно ты понял,Сколько я властию выше тебя, и чтоб каждый страшилсяРавным себя мне считать и дерзко верстаться со мною!»Рек он, – и горько Пелиду то стало: могучее сердцеВ персях героя власатых меж двух волновалося мыслей:Или, немедля исторгнувши меч из влагалища острый,Встречных рассыпать ему и убить властелина Атрида;Или свирепство смирить, обуздав огорченную душу. В миг, как подобными думами разум и душу волнуя,Страшный свой меч из ножон извлекал он, – явилась Афина,С неба слетев; ниспослала ее златотронная Гера,Сердцем любя и храня обоих браноносцев; Афина,Став за хребтом, ухватила за русые кудри Пелида,Только ему лишь явленная, прочим незримая в сонме. Он ужаснулся и, вспять обратяся, познал несомненноДочь громовержцеву: страшным огнем ее очи горели. К ней обращенный лицом, устремил он крылатые речи:«Что ты, о дщерь Эгиоха, сюда низошла от Олимпа?Или желала ты видеть царя Агамемнона буйство?Но реку я тебе, и реченное скоро свершится:Скоро сей смертный своею гордынею душу погубит!»Сыну Пелея рекла светлоокая дщерь Эгиоха:«Бурный твой гнев укротить я, когда ты бессмертным покорен,С неба сошла; ниспослала меня златотронная Гера;Вас обоих равномерно и любит она, и спасает. Кончи раздор, Пелейон, и, довольствуя гневное сердце,Злыми словами язви, но рукою меча не касайся. Я предрекаю, и оное скоро исполнено будет:Скоро трикраты тебе знаменитыми столько ж дарамиЗдесь за обиду заплатят: смирися и нам повинуйся». К ней обращайся вновь, говорил Ахиллес быстроногий:«Должно, о Зевсова дщерь, соблюдать повеления ваши. Как мой ни пламенен гнев, но покорность полезнее будет:Кто бессмертным покорен, тому и бессмертные внемлют». Рек, и на сребряном черене стиснул могучую рукуИ огромный свой меч в ножны опустил, покорясяСлову Паллады; Зевсова дочь вознеслася к Олимпу,В дом Эгиоха отца, небожителей к светлому сонму. Но Пелид быстроногий суровыми снова словамиК сыну Атрея вещал и отнюдь не обуздывал гнева:«Грузный вином, со взорами песьими, с сердцем еленя!Ты никогда ни в сраженье открыто стать перед войском,Ни пойти на засаду с храбрейшими рати мужамиСердцем твоим не дерзнул: для тебя то кажется смертью. Лучше и легче стократ по широкому стану ахеянГрабить дары у того, кто тебе прекословить посмеет. Царь пожиратель народа! Зане над презренными царь ты, —Или, Атрид, ты нанес бы обиду, последнюю в жизни!Но тебе говорю, и великою клятвой клянуся,Скипетром сим я клянуся, который ни листьев, ни ветвейВновь не испустит, однажды оставив свой корень на холмах,Вновь не прозябнет, – на нем изощренная медь обнажилаЛистья и кору, – и ныне который ахейские мужиНосят в руках судии, уставов Зевесовых стражи, —Скиптр сей тебе пред ахейцами будет великою клятвой:Время придет, как данаев сыны пожелают Пелида. Все до последнего; ты ж, и крушася, бессилен им будешьПомощь подать, как толпы их от Гектора мужеубийцыСвергнутся в прах; и душой ты своей истерзаешься, бешенСам на себя, что ахейца храбрейшего так обесславил». Так произнес, и на землю стремительно скипетр он бросил,Вкруг золотыми гвоздями блестящий, и сел меж царями. Против Атрид Агамемнон свирепствовал сидя; иНестор Сладкоречивый восстал, громогласный вития пилосский:Речи из уст его вещих, сладчайшие меда, лилися. Два поколенья уже современных ему человековСкрылись, которые некогда с ним возрастали и жилиВ Пилосе пышном; над третьим уж племенем царствовал старец. Он, благомыслия полный, советует им и вещает:«Боги! великая скорбь на ахейскую землю приходит!О! возликует Приам и Приамовы гордые чада,Все обитатели Трои безмерно восхитятся духом,Если услышат, что вы воздвигаете горькую распрю, —Вы, меж данаями первые в сонмах и первые в битвах!Но покоритесь, могучие! оба меня вы моложе,Я уже древле видал знаменитейших вас браноносцев;С ними в беседы вступал, и они не гнушалися мною. Нет, подобных мужей не видал я и видеть не буду,Воев, каков Пирифой и Дриас, предводитель народов,Грозный Эксадий, Кеней, Полифем, небожителям равный,И рожденный Эгеем Тесей, бессмертным подобный!Се человеки могучие, слава сынов земнородных!Были могучи они, с могучими в битвы вступали,С лютыми чадами гор, и сражали их боем ужасным. Был я, однако, и с оными в дружестве, бросивши Пилос,Дальную Апии землю: меня они вызвали сами. Там я, по силам моим, подвизался; но с ними стязатьсяКто бы дерзнул от живущих теперь человеков наземных?Но и они мой совет принимали и слушали речи. Будьте и вы послушны: слушать советы полезно. Ты, Агамемнон, как ни могущ, не лишай АхиллесаДевы: ему как награду ее даровали ахейцы. Ты, Ахиллес, воздержись горделиво с царем препираться:Чести подобной доныне еще не стяжал ни единыйЦарь скиптроносец, которого Зевс возвеличивал славой. Мужеством ты знаменит, родила тебя матерь-богиня;Но сильнейший здесь он, повелитель народов несчетных. Сердце смири, Агамемнон: я, старец, тебя умоляю,Гнев отложи на Пелида героя, который сильнейшийВсем нам, ахейцам, оплот в истребительной брани троянской». Быстро ему отвечал повелитель мужей, Агамемнон!«Так справедливо ты все и разумно, о старец, вещаешь;Но человек сей, ты видишь, хочет здесь всех перевысить,Хочет начальствовать всеми, господствовать в рати над всеми,Хочет указывать всем; но не я покориться намерен. Или, что храбрым его сотворили бессмертные боги,Тем позволяет ему говорить мне в лицо оскорбленья?»Гневно его перервав, отвечал Ахиллес благородный:«Робким, ничтожным меня справедливо бы все называли,Если б во всем, что ни скажешь, тебе угождал я, безмолвный. Требуй того от других, напыщенный властительством; мне жеТы не приказывай: слушать тебя не намерен я боле!Слово иное скажу, и его сохрани ты на сердце:В битву с оружьем в руках никогда за плененную девуЯ не вступлю, ни с тобой и ни с кем; отымайте, что дали!Что до корыстей других, в корабле моем черном хранимых,Противу воли моей ничего ты из них не похитишь!Или, приди и отведай, пускай и другие увидят:Черная кровь из тебя вкруг копья моего заструится!»Так воеводы жестоко друг с другом словами сражаясь,Встали от мест и разрушили сонм пред судами ахеян. Царь Ахиллес к придонским своим кораблям быстролетнымГневный отшел, и при нем Метилен с термидорианской дружиной. Царь Агамемнон легкий корабль ниспустил на пучину,Двадцать избрал гребцов, поставил на нем гекатомбу,Дар Аполлону, и сам Хрисеиду, прекрасную деву,Взвел на корабль: повелителем стал Одиссей многошумный;Быстро они, устремяся, по влажным путям полетели. Тою порою Атрид повелел очищаться ахейцам:Все очищались они и нечистое в море метали. После, избрав совершенные Фебу царю гекатомбы,Коз и тельцов сожигали у брега бесплодного моря;Туков воня до небес восходила с клубящимся дымом. Так аргивяне трудилися в стане; но царь АгамемнонЗлобы еще не смирял и угроз не забыл Ахиллесу:Он, призвав пред лицо Талфибия и с ним Эврибата,Верных клевретов и вестников, так заповедовал, гневный:«Шествуйте, верные вестники, в сень Ахиллеса Пелида;За руки взяв, пред меня Брисеиду немедля представьте:Если же он не отдаст, возвратитеся – сам я исторгну:С силой к нему я приду, и преслушному горестней будет».
Так произнес и послал, заповедавши грозное слово. Мужи пошли неохотно по берегу шумной пучины;И, приближася к кущам и быстрым судам мирмидонов,Там обретают его, перед кущей своею сидящимВ думе; пришедших увидя, не радость Пелид обнаружил. Оба смутились они и в почтительном страхе к владыкеСтали, ни вести сказать, ни его вопросить не дерзая. Сердцем своим то проник и вещал им Пелид благородный:«Здравствуйте, мужи глашатаи, вестники бога и смертных!Ближе предстаньте; ни в чем вы не винны, но царь Агамемнон!Он вас послал за наградой моей, за младой Брисеидой. Друг, благородный Патрокл, изведи и отдай Брисеиду;Пусть похищают; но сами они же свидетели будутИ пред сонмом богов, и пред племенем всех человеков. И пред царем сим неистовым, – ежели некогда сноваНужда настанет во мне, чтоб спасти от позорнейшей смертиРать остальную… свирепствует, верно, он, ум погубивши;Свесть настоящего с будущим он не умея, не видит,Как при судах обеспечить спасение рати ахейской!»Рек, и Менетиев сын покорился любезному другу. За руку вывел из сени прекрасноланитую деву,Отдал послам; и они удаляются к сеням ахейским;С ними отходит печальная дева. Тогда, прослезяся,Бросил друзей Ахиллес, и далеко от всех, одинокий,Cел у пучины седой, и, взирая на понт темноводный,Руки в слезах простирал, умоляя любезную матерь:«Матерь! Когда ты меня породила на свет кратковечным,Славы не должен ли был присудить мне высокогремящийЗевс Эгиох? Но меня никакой не сподобил он чести!Гордый могуществом царь, Агамемнон, меня обесчестил:Подвигов бранных награду похитил и властвует ею!»Так он в слезах вопиял; и услышала вопль его матерь,В безднах сидящая моря, в обители старца Нерея. Быстро из пенного моря, как легкое облако, вышла,Cела близ милого сына, струящего горькие слезы;Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:«Что ты, о сын мой, рыдаешь? Какая печаль посетилаСердце твое? не скрывайся, поведай, да оба мы знаем». Ей, тяжело застонав, отвечал Ахиллес быстроногий:«Знаешь, о матерь: почто тебе, знающей все, возвещать мне?Мы на священные Фивы, на град Этионов ходили;Град разгромили, и все, что ни взяли, представили стану;Все меж собою, как должно, ахеян сыны разделили:Сыну Атрееву Хрисову дочь леповидную дали. Вскоре Хрис, престарелый священник царя Аполлона,К черным предстал кораблям аргивян меднобронных, желаяПленную дочь искупить; и, принесши бесчисленный выкупИ держа в руках, на жезле золотом, АполлоновКрасный венец, умолял убедительно всех он ахеян,Паче ж Атридов могучих, строителей рати ахейской. Все изъявили согласие криком всеобщим ахейцыЧесть жрецу оказать и принять блистательный выкуп;Но Атриду царю, одному, не угодно то было:Гордо жреца он отринул, суровые речи вещая. Жрец огорчился и вспять отошел; но ему сребролукийСкоро молящемусь внял, Аполлону любезен был старец:Внял и стрелу истребленья послал на данаев; народыГибли, толпа на толпе, и бессмертного стрелы леталиС края на край по широкому стану. Тогда прорицатель,Калхас премудрый, поведал священные Феба глаголы. Первый советовал я укротить раздраженного бога. Гневом вспылал Агамемнон и, с места, свирепый, воспрянув,Начал словами грозить, и угрозы его совершились!В Хрису священника дщерь быстроокие чада ахеянВ легком везут корабле и дары примирения богу. Но недавно ко мне приходили послы и из кущиБрисову дщерь увели, драгоценнейший дар мне ахеян!Матерь! когда ты сильна, заступися за храброго сына!Ныне ж взойди на Олимп и моли всемогущего Зевса,Ежели сердцу его угождала ты словом иль делом. Часто я в доме родителя, в дни еще юности, слышал,Часто хвалилася ты, что от Зевса, сгустителя облак,Ты из бессмертных одна отвратила презренные козни,В день, как отца оковать олимпийские боги дерзнули,Гера и царь Посейдаон и с ними Афина Паллада. Ты, о богиня, представ, уничтожила ковы на Зевса;Ты на Олимп многохолмный призвала сторукого в помощь,Коему имя в богах Бриарей, Эгеон – в человеках:Страшный титан, и отца своего превышающий силой,Он близ Кронида воссел, и огромный, и славою гордый. Боги его ужаснулись и все Отступили от Зевса. Зевсу напомни о том и моли, обнимая колена,Пусть он, отец, возжелает в боях поборать за пергамлян,Но аргивян, утесняя до самых судов и до моря,Cмертью разить, да своим аргивяне царем насладятся;Сам же сей царь многовластный, надменный Атрид, да познает,Сколь он преступен, ахейца храбрейшего так обесчестив». Сыну в ответ говорила Фетида, лиющая слезы:«Сын мой! Почто я тебя воспитала, рожденного к бедствам!Даруй, Зевес, чтобы ты пред судами без слез и печалейМог оставаться. Краток твой век, и предел его близок!Ныне ты вместе – и всех кратковечней, и всех злополучней!В злую годину, о сын мой, тебя я в дому породила!Но вознесусь на Олимп многоснежный; метателю молнийВсе я поведаю, Зевсу: быть может, вонмет он моленью. Ты же теперь оставайся при быстрых судах мирмидонских,Гнев на ахеян питай и от битв удержись совершенно. Зевс громовержец вчера к отдаленным водам ОкеанаС сонмом бессмертных на пир к эфиопам отшел непорочным;Но в двенадцатый день возвратится снова к Олимпу;И тогда я пойду к меднозданному Зевсову дому,И к ногам припаду, и царя умолить уповаю». Слово скончала и скрылась, оставя печального сына,В сердце питавшего скорбь о красноопоясанной деве,Cилой Атрида отъятой. Меж тем Одиссей велемудрыйХрисы веселой достиг с гекатомбой священною Фебу. С шумом легкий корабль вбежал в глубодонную пристань,Все паруса опустили, сложили на черное судно,Мачту к гнезду притянули, поспешно спустив на канатах,И корабль в пристанище дружно пригнали на веслах. Там они котвы бросают, причалы к пристанищу вяжут. И с дружиною сами сходят на берег пучины,И низводят тельцов, гекатомбу царю Аполлону,И вослед Хрисеида на отчую землю нисходит. Деву тогда к алтарю повел Одиссей благородный,Старцу в объятия отдал и словом приветствовал мудрым:«Феба служитель! Меня посылает Атрид АгамемнонДочерь тебе возвратить, и Фебу царю гекатомбуЗдесь за данаев принесть, да преклоним на милость владыку,В гневе на племя данаев поспавшего тяжкие бедства». Рек, и вручил Хрисеиду, и старец с веселием обнялМилую дочь. Между тем гекатомбную славную жертвуВкруг алтаря велелепного стройно становят ахейцы,Руки водой омывают и соль и ячмень подымают. Громко Хрис возмолился, горе воздевающий руки:«Феб сребролукий, внемли мне! о ты, что хранящий обходишьХрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе!Ты благосклонно и прежде, когда я молился, услышалИ прославил меня, поразивши бедами ахеян;Так и ныне услышь и исполни моление старца:Ныне погибельный мор отврати от народов ахейских». Так он взывал, – и услышал его Аполлон сребролукий. Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы,Выи им подняли вверх, закололи, тела освежили,Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрылиВдвое кругом и на них положили останки сырые. Жрец на дровах сожигал их, багряным вином окропляя;Юноши окрест его в руках пятизубцы держали. Бедра сожегши они и вкусивши утроб от закланных,Все остальное дробят на куски, прободают рожнами,Жарят на них осторожно и, все уготовя, снимают. Кончив заботу сию, ахеяне пир учредили;Все пировали, никто не нуждался на пиршестве общем;И когда питием и пищею глад утолили,Юноши, паки вином наполнивши доверху чаши,Кубками всех обносили, от правой страны начиная. Целый ахеяне день ублажали пением бога;Громкий пеан Аполлону ахейские отроки пели,Славя его, стреловержца, и он веселился, внимая. Солнце едва закатилось и сумрак на землю спустился,Сну предалися пловцы у причал мореходного судна. Но лишь явилась Заря розоперстая, вестница утра,В путь поднялися обратный к широкому стану ахейцы. С места попутный им ветер послал Аполлон сребролукий. Мачту поставили, парусы белые все распустили;Средний немедленно ветер надул, и, поплывшему судну,Страшно вкруг киля его зашумели пурпурные волны;Быстро оно по волнам, бразды оставляя, летело. После, как скоро достигли ахейского ратного стана,Черное судно они извлекли на покатую сушуИ, высоко, на песке, подкативши огромные бревна,Сами расселись вдруг по своим кораблям и по кущам,Он между тем враждовал, при судах оставаяся черных,Зевсов питомец, Пелид Ахиллес, быстроногий ристатель. Не был уже ни в советах, мужей украшающих славой,Не был ни в грозных боях; сокрушающий сердце печалью,Праздный сидел; но душою алкал он и брани и боя. С оной поры наконец двенадцать денниц совершилось,И на светлый Олимп возвратилися вечные богиВсе совокупно; предшествовал Зевс. Не забыла ФетидаСына молений; рано возникла из пенного моря,С ранним туманом взошла на великое небо, к Олимпу;Там, одного восседящего, молний метателя ЗевсаВидит на самой вершине горы многоверхой, Олимпа;Близко пред ним восседает и, быстро обнявши коленаЛевой рукою, а правой подбрадия тихо касаясь,Так говорит, умоляя отца и владыку бессмертных:«Если когда я, отец наш, тебе от бессмертных угоднаСловом была или делом, исполни одно мне моленье!Сына отмети мне, о Зевс! кратковечнее всех он данаев;Но его Агамемнон, властитель мужей, обесславил:Сам у него и похитил награду, и властвует ею. Но отомсти его ты, промыслитель небесный, Кронион!Ратям троянским даруй одоленье, доколе ахейцыCына почтить не предстанут и чести его не возвысят». Так говорила; но, ей не ответствуя, тучегонительДолго безмолвный сидел; а она, как объяла колена,Так и держала, припавши, и снова его умоляла:«Дай непреложный обет, и священное мание сделай,Или отвергни: ты страха не знаешь; реки, да уверюсь,Всех ли презреннейшей я меж бессмертных богинь остаюся». Ей, воздохнувши глубоко, ответствовал тучегонитель:«Скорбное дело, ненависть ты на меня возбуждаешьГеры надменной: озлобит меня оскорбительной речью;Гера и так непрестанно, пред сонмом бессмертных, со мноюСпорит и вопит, что я за троян побораю во брани. Но удалися теперь, да тебя на Олимпе не узритГера; о прочем заботы приемлю я сам и исполню:Зри, да уверена будешь, – тебе я главой помаваю. Се от лица моего для бессмертных богов величайшийСлова залог: невозвратно то слово, вовек непреложно,И не свершиться не может, когда я главой помаваю». Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:Быстро власы благовонные вверх поднялись у КронидаОкрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный…Так совещались они и рассталися. Быстро ФетидаРинулась в бездну морскую с блистательных высей Олимпа;Зевс возвратился в чертог, и боги с престолов воссталиВ встречу отцу своему; не дерзнул ни один от бессмертныхСидя грядущего ждать, но во стретенье все поднялися. Там Олимпиец на троне воссел; но владычица ГераВсе познала, увидя, как с ним полагала советыСтарца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида. Быстро, с язвительной речью, она обратилась на Зевса:«Кто из бессмертных с тобою, коварный, строил советы?Знаю, приятно тебе от меня завсегда сокровенноТайные думы держать; никогда ты собственной волейМне не решился поведать ни слова из помыслов тайных!»Ей отвечал повелитель, отец и бессмертных и смертных:«Гера, не все ты ласкайся мои решения ведать;Тягостны будут тебе, хотя ты мне и супруга!Что невозбранно познать, никогда никто не познаетПрежде тебя, ни от сонма земных, ни от сонма небесных. Если ж один, без богов, восхощу я советы замыслить,Ты ни меня вопрошай, ни сама не изведывай оных». К Зевсу воскликнула вновь волоокая Гера богиня:«Тучегонитель! какие ты речи, жестокий, вещаешь?Я никогда ни тебя вопрошать, ни сама что изведатьВек не желала; спокойно всегда замышляешь, что хочешь. Я и теперь об одном трепещу, да тебя не преклонитСтарца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида!Рано воссела с тобой и колена твои обнимала;Ей помавал ты, как я примечаю, желая ПелидаЧесть отомстить и толпы аргивян истребить пред судами». Гере паки ответствовал тучегонитель Кронион:«Дивная! все примечаешь ты, вечно меня соглядаешь!Но произвесть ничего не успеешь; более толькоСердце мое отвратишь, и тебе то ужаснее будет!Если соделалось так, – без сомнения, мне то угодно!Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся!Или тебе не помогут ни все божества на Олимпе,Если, восстав, наложу на тебя необорные руки». Рек; устрашилась его волоокая Гера богиняИ безмолвно сидела, свое победившая сердце. Cмутно по Зевсову дому вздыхали небесные боги. Тут олимпийский художник, Гефест, беседовать начал,Матери милой усердствуя, Гере лилейнораменной:«Горестны будут такие дела, наконец нестерпимы,Ежели вы и за смертных с подобной враждуете злобой!Ежели в сонме богов воздвигаете смуту! ИсчезнетРадость от пиршества светлого, ежели зло торжествует!Матерь, тебя убеждаю, хотя и сама ты премудра,Зевсу царю окажи покорность, да паки бессмертныйГневом не грянет и нам не смутит безмятежного пира. Если восхощет отец, Олимпиец, громами блестящий,Всех от престолов низвергнет: могуществом всех он превыше!Матерь, потщися могучего сладкими тронуть словами,И немедленно к нам Олимпиец милостив будет». Так произнес и, поднявшись, блистательный кубок двудонныйМатери милой подносит и снова так ей вещает:«Милая мать, претерпи и снеси, как ни горестно сердцу!Сыну толико драгая, не дай на себе ты увидетьЗевса ударов; бессилен я буду, хотя и крушася,Помощь подать: тяжело Олимпийцу противиться Зевсу!Он уже древле меня, побужденного сердцем на помощь,Ринул, за ногу схватив, и низвергнул с небесного Прага:Несся стремглав я весь день и с закатом блестящего солнцаПал на божественный Лемнос, едва сохранивший дыханье. Там синтийские мужи меня дружелюбно прияли». Рек; улыбнулась богиня, лилейнораменная Гера,И с улыбкой от сына блистательный кубок прияла. Он и другим небожителям, с правой страны начиная,Сладостный нектар подносит, черпая кубком из чаши. Смех несказанный воздвигли блаженные жители неба,Видя, как с кубком Гефест по чертогу вокруг суетится. Так во весь день до зашествия солнца блаженные богиВсе пировали, сердца услаждая на пиршестве общемЗвуками лиры прекрасной, бряцавшей в руках Аполлона,Пением Муз, отвечавших бряцанию сладостным гласом. Но когда закатился свет блистательный солнца,Боги, желая почить, уклонилися каждый в обитель,Где небожителю каждому дом на холмистом ОлимпеМудрый Гефест хромоногий по замыслам творческим создал. Зевс к одру своему отошел, олимпийский блистатель,Где и всегда почивал, как сон посещал его сладкий;Там он, восшедши, почил, и при нем златотронная Гера.
Книгогид использует cookie-файлы для того, чтобы сделать вашу работу с сайтом ещё более комфортной. Если Вы продолжаете пользоваться нашим сайтом, вы соглашаетесь на применение файлов cookie.
