Тонкий вечер укутал город шалью из ярких огоньков и неслучайных встреч. Черный «Мерседес» остановился на светофоре. Загремел по мусоропроводу белый матовый пакет, полный бутылок из-под пива. Лёг на стол приказ об отчислении. Заиграла у соседей развеселая песня. Вырвался изо рта и размазался по асфальту плевок.
Все участники заняли свои места. Все статисты напружинили ноги. Они пока еще только серые фигуры, застывшие в ожидании. Для того чтобы они ожили, нужна только малость.
Нужно нажать на кнопку
Повсюду были разбросаны сумки и чемоданы. Казалось, что никуда от них не деться – только сделай шаг, и обязательно наткнешься на еще один – красный, огромный, с колесами, или изящный черный, с длинной серой ручкой, или оранжевый, сверкающий пластиковым боком.
Собрана была даже маленькая сумка с провизией – в дорогу. Она стояла на стуле в прихожей, ненавистно-раздутая, синяя. А рядом с ней – простой черный плащ, небрежно кинутый на столик.
И стучало в висках, и холодило ладони, и в голове звучало речтативом: «Несмейрыдатьнесмейрыдатьнесмейрыдать». Впрочем, и слез-то не было. Они острыми льдинками застыли в глазах, делая их из зеленых почти изумрудными.
-Присядем на дорожку?
-Присядем.
Сели прямо на чемоданы.
И мелькнула мысль – может быть, просто не вставать с этого огромного куска пластика? Может быть, вцепиться в него руками и ногами, лечь животом, и тогда, тогда, может быть, все станет по-другому?-Я…
-Я…
Они заговорили одновременно, и одновременно же замолчали. Поднялись на ноги. Неловко обнялись.
-Позвони мне, когда… доберешься.
-Конечно.
Звонок в дверь прозвучал набатом, от которого некуда было спрятаться. Как же она не догадалась выкрутить этот звонок к чертовой матери? Водитель вошел, и деловито подхватил все чемоданы разом.
Они остановились на пороге.
-Позвони мне, когда…
-Конечно.
А потом дверь захлопнулась. И этот звук – о господи, она точно знала, что этот звук будет теперь преследовать ее всю оставшуюся жизнь, но не ожидала, что именно он растопит лед в глазах, и из них потоком хлынет все то, что она так и не смогла сказать, и так и не смогла сделать.
Она кинулась в ванную, кулем свалилась там прямо на кафельный пол, и зарыдала, уткнувшись в белый махровый халат.
В кармане халата что-то хрустело. Она сунула руку в карман и вынула конверт. Простой конверт, белый конверт, конверт без марки и без подписи.
И долго-долго она крутила его в руках, поливая слезами, и думала о том, нужно ли, стоит ли, имеет ли значение, откроет она его, или нет…
Длинные пальцы сомкнулись вокруг серебристой выпуклости бокала. Сжались так тесно, что еще немного – и на пол посыпались бы осколки. И было чувство, словно это не бокал напрягся в тесном объятии, а сердце, и что именно его сжали вдруг неожиданно вспотевшими пальцами.
От яркого солнца слезились глаза. Лучи проникали в номер гостиницы незваными бесцеремонными гостями, выхватывая из серости желтые обои, белесый ночник и разбросанные по полу летние вещи. Пора.