Владимир Федорович Одоевский
Живописец
Однажды, когда я сидел у Мартына Григорьича, вошел мастеровой:
– Пришли от Данила Петровича.
– Зачем? – спросил хозяин.
– Да за гробом.
– Кто у них умер, уж не жена ли?
– Нет, Данила Петрович сам изволил скончаться…
Мартын Григорьич всплеснул руками:
– Может ли это быть? Бедный! Давно ли мы с ним виделись?. . Такой талант! Такое сердце!
– Просят дощатого гроба подешевле, а у нас такого нет, – прервал его хладнокровно работник.
– Неси какой есть готовый, не твое дело… Бедный, бедный Данила Петрович!. . – С сими словами он взял шляпу и сказал мне: – Хотите ли поклониться праху незнакомого вам, но замечательного человека? Пойдемте со мною. Вы слыхали о Шуйском?.
.– Никогда, – отвечал я, – но я готов идти с вами.
– Так! Участь этого человека быть неизвестным; но по крайней мере он начнет жить после смерти; может быть, мне суждено быть его проводником к бессмертию. Неужели и вы не знаете, что мой бедный неизвестный Данила Петрович был, может быть, одним из первых живописцев нашего времени?. .
– Я никогда не видал ни одной его картины…
– Не мудрено, потому что у него не было ни одной конченой; но пойдем в его мастерскую, и вы уверитесь, что я говорю правду. Я недавно с ним познакомился; он был очень, очень беден, но все, что скрывалось в его голове, все, что нечаянно он бросил на полотно нетерпеливою кистию, того я вам пересказать не сумею… Вы сами увидите…
– Ах, не говорите, матушка, – повторял один женский голос, рыдая, – я, я убила его!. .