Карл Эвальд
Сиреневый куст
* * *
Отчаянная кутерьма происходила в сиреневых зарослях.
Кругом, казалось, было тихо, не слышно ни ветерка, а у куста сирени все ветки тряслись, как в лихорадке, каждый листик трепетал так, что в глазах рябило от этого мельтешения.
В полуденный зной прилетел зяблик и по привычке забрался было в укромную гущу листвы, чтобы соснуть немного: но веточка, на которую он сел, так тряслась, что он не мог сомкнуть глаз, и зяблик с перепугу упорхнул и перебрался на жёлтую акацию. Зяблик спросил у жены, что такое случилось, отчего почтённый сиреневый куст так разволновался, но та был я занята высиживанием яичек, и ей недосуг было давать объяснения. Тогда он спросил соседку-синичку, синичка почесала свою чёрную ермолку и загадочно покачала головкой.
— Я не понимаю лиственного языка, — сказала она. — Но там творится что-то неладное. Я это заметила ещё утром, когда залетела туда, чтобы пропеть свею песенку.
Синичка уселась на акации, и оттуда они вместе с зябликом вдвоём стали наблюдать за странным поведением сиреневого куста.
Все, что происходило с кустом, объяснялось тем, что взбунтовался его корень.
— Сидишь тут в потёмках как проклятый! Изволь, видите ли, содержать всю семейку, — ворчал корень, — знай работай один за всех. Все хотят есть — и листья, и ветки, и цветы. Мало того — ещё надо их всех поддерживать, иначе их давно сорвало бы ветром. А разве вспомнит хоть один из них меня, верного слугу? Кому из этих зазнаек придёт в голову, что другим тоже хотелось бы иной раз развлечься? Я все время слышу, как там наверху лопочут о весне, о солнышке и прочих таких вещах; а мне ведь ни на грош ничего этакого не перепадает. Я и не знаю толком, что это такое, мне только известно, что весной они как сумасшедшие накидываются на еду. Зимой-то все у нас приходит в равновесие, меня не обременяют непосильной работой, и я могу расположиться с удобствами. Но чуть повеет теплом, для меня начинается собачья жизнь.
Скверно быть корнем!— Эй, ты, там, под землёй, корень несчастный! Давай-ка уцепись покрепче, — заголосили ветки. — Подул ветер, начинается буря!
— Подавай нам наверх побольше пищи, чумазый корень! — шелестели листья. — Надо семью кормить, нас ещё много, нам надо расти.
Вслед за ними завёл свою песню хор цветов:
— Ну что я говорил? — проворчал корень. — Экий воз приходится тащить! Хватит, скоро с этим будет покончено. Пора и мне выйти к свету, пусть меня омывает дождик и греет солнышко, пускай все знают, что я не хуже других… Ну-ка, ветки, попробуйте без меня! Надоело мне на вас работать! Вам бы все щеголять, бездельники, а проку от вас никакого. Нынче у меня будет выходной. Попробуйте-ка сами поработать, а я отдохну!
— Это мы-то бездельники? — возмутились ветки. — Болтаешь сам не знаешь что, глупый корень! Уж мы-то не меньше твоего работаем.
— Вы работаете? — воскликнул корень. — И в чем же это выражается, позвольте вас спросить!
— Мы целый день напрягаем все силы, чтобы подставить листья солнечному свету, — отвечали ветки, — мы так и тянемся в разные стороны, чтобы им всем доставалось поровну солнечных лучей. Если бы ты мог выглянуть из-под земли, то увидел бы, какие мы натруженные и узловатые от натуги. Нет уж! Если ты не можешь без воркотни, то брани не нас, а листья — вот уж кто действительно бездельничает!