Андрей Бабиков
Оранжерея
Печатать позволяется
С тем чтобы по напечатании, до выпуска из типографии, представлены были в Цензурный Комитет семь экземпляров сей книги, для препровождения куда следует, на основании узаконений.
Санкт-Петербург, 15-го июня ... года.
Содержание
Absente reo. Предисловие редактора
Глава I. Странная Книга
Глава II. Острова Каскада
Глава III. Sub Rosa
Глава IV. Speranza
Глава V. Тени и блики
Глава VI. Древо яда
Глава VII. Розарий в грозу
Стихи Антона Тарле, не вошедшие в книгу «Странностей»
Перевод иноязычных слов и выражений
Несколько лет тому назад мне случилось проводить зиму в Нью-Йорке, где я занимался архивными изысканиями по своей — довольно узкой — филологической специальности. Поиски одного частного письма, в котором я надеялся добыть нужные мне сведения, которые, в свою очередь, должны были пролить свет на некоторые странные обстоятельства, связанные с судьбой волновавшего меня тогда писателя, завели меня в отдел редких книг и рукописей Публичной библиотеки.
Смотритель отдела, рыжебородый великан в зеленом свитере и просторных вельветовых штанах, говоривший с заметным канадским акцентом, можно сказать, в лепешку разбился, чтобы помочь мне найти искомое. Бормоча, как заклинание, фамилию русского писателя, чье драгоценное письмо мы разыскивали, он грузно взбирался по ступеням приставной лестницы то в одном, то в другом конце зала, снимая с высоких полок вместительные короба с рукописями. В конце концов он сдался и слегка покачал головой тем сдержанным жестом, какой заменяет воспитанным американцам русский символ бессилия (широко разведенные в стороны руки) и каким меня уже не раз провожали смотрители других отделов библиотеки. Напоследок он позволил себе предположить, что именно та порция корреспонденции, в которой могло быть нужное мне письмо, попала к частному коллекционеру или оказалась в каком-нибудь университетском архиве.
Поблагодарив его за старания, я уже собрался было покинуть библиотеку, чтобы перекусить в тесной кондитерской неподалеку, когда он, нацелив на меня толстый указательный палец, задал нелепый в своей очевидности вопрос.
«Вы ведь русский, не так ли?»
«Да, верно», — ответил я, останавливаясь в дверях.
Он поскреб свою заросшую густой бородой щеку — я бы сказал, в нерешительности, если бы это слово не спорило с его внушительной комплекцией и медвежьей повадкой, — и с надеждой в голосе продолжил:
«Тогда вы, возможно, захотите взглянуть на это».
Я вернулся к его захламленной всякой бумажной всячиной конторке. Кроме нас двоих и дремавшего над Диккенсом азиатского студента в углу, в зале никого не было. На пластиковой карточке, висевшей на груди смотрителя, под уменьшенной фотографической копией ее бородатого обладателя было написана «Гавриэль Томпсон».
«Это довольно странная история», — сказал Гавриэль.
Он достал из ящика стола плотный желтый конверт и вынул из него пачку потрепанных листов.