Читать онлайн «Когда фея слепа»

Сколько себя помню, я никогда не горела жаждой ехать на бал. Пару раз меня вывозили в свет, когда еще была жива матушка, и прискорбных впечатлений хватило на всю жизнь.

Потом матушку унесла весенняя лихорадка. Погода стояла слякотная, ветреная, пронизывающая до костей, и мне в те времена казалось, что вся ее болезнь оттого, что она, такая хрупкая и изящная, просто не может противиться этому ветру, который обрушивается на стены, задувает в щели и потихоньку уносит ее от нас с отцом. Не могу сказать, что папаня так уж ее любил. У них был удачный ровный брак, временами, как судачили соседки, он ходил на сторону, но она, как не только жена, но и просто его друг, прощала ему эти слабости. У них был один единственный ребенок, то бишь я, и жизнь катилась по ровной колее помещичьего быта. Маман занималась хозяйством, я мучилась с нанятыми учителями на дому, а отец то занимался делами, то отдыхал от них. И пожалуй, все по-своему мы были очень счастливы, обыденное, самое простое, но такое уютное семейное счастье уже было у нас в кармане и нам не надо было за ним бежать, сбивать руки в кровь, отрывая его из-под завалов, или не спать ночами, ожидая, что оно наконец придет. Наше счастье не было чем-то из ряда вон выходящим, но тем не менее оно было. Теплый ровный огонек, на который еще не раз обернешься в темные времена. Потом маман не стало. Еще год отец ходил по дому потерянной тенью, часто обрывал себя на полуслове, когда хотел сказать – Элизабет, а потом долго прислушивался к звукам, стоящей мертвой тишине вокруг, а вдруг случится чудо, и она отзовется. Через год ему надоело натыкаться на пустые углы, надоело пытаться заполнять напряженную тишину за обедом, когда ему совсем не хочется говорить. Ему снова нужно было то спокойствие, когда телега семейной жизни едет себе по дороге безо всяких усилий с его стороны. И он женился на состоятельной вдовушке, жившей по-соседству.

Я ей не понравилась с первого взгляда, но не думаю, что в этом я была очень уж особенной. Ей еще не понравились горничные и кухарка, она смотрела на них взглядом питбуля, увидевшего незнакомца топчущего хозяйские цветы. Да и в общем-то она была права, без матери прислуга распустилась, а я перестала следить за аккуратным внешним видом, прогуливала все занятия с нанятыми учителями и большую часть времени торчала в саду, на ветке, пожирая кисловатые мелкие яблочки, недозревшие сливы, и грязными пальцами с не очень-то чистыми ногтями оставляла отметки на особо понравившихся страницах любимых книг. То время после смерти матушки запомнилось мне полной, ничем не ограниченной свободой, которая пришлась мне по душе и к которой я теперь всегда буду стремиться. Несмотря ни на что. У тетки Розамунды, как звали новую жену батюшки, оказалась еще одна дочь, упитанная розовощекая Миара, день и ночь гонявшая этюды на пианино толстыми, но довольно подвижными пальцами. Заслышав музыку, тетка Розамунда непременно приостанавливалась, некоторое время прислушивалась к переливам нот, а потом прочувствованно приложившись платком к глазам, говорила, что у детки талант. Играла она и вправду неплохо. Меня тетка не избегала, но контролировала, проверяла, умылась ли я, выучила ли уроки, отчитывала холодным властным голосом, который заставлял пугаться слуг, а для меня, привыкшей к одиночеству, безнаказанности и зарослям обширного сада, был как об стенку горох. Тем не менее тетка Розамунда пыталась, даже говорила отцу, что я разбалована, жесткосердечна и невоспитанна, но отец, с некоторых пор после смерти матери, взявший на себя привычку лишь рассеяно гладить меня по голове и спрашивать: «Все хорошо? Ну и ладно», – проникался не очень, мрачно намекал, что не прочь опять пожить вдовцом и скрывался от окружающего мира за газетой. Тетка Розамунда на меня не плюнула, не такой она была человек, чтобы так просто отступиться, но праведные речи сократила в два раза, наконец заметив как стекленеют мои глаза и тупеет лицо, как только она начинает говорить. Быт в доме потихоньку наладился, снова скрипя покатился вперед, служанки снова исправно убирались, почту доставляли, еда готовилась вовремя, отец перестал дергаться от теней по углам. Я по-прежнему торчала в саду или в библиотеке, пропадала с соседскими детьми на разделяющих наши усадьбы пустошах, и потихоньку, медленно, но верно все больше отбивалась от рук.