Сергей Петров
Троя
I. Елена
Кровавая Эос* предвестница Борея*
Добавила пурпур прибрежным берегам,
Уже с рассвета шум в жилище Тиндарея*
И полон дом гостей, с утра поднявших гам.
Виновницей подобного скопленья
Всех тех людей, пирующих три дня уж,
Явилась сила, что разит без сожаленья,
Прекрасна дочь царя, и выдается замуж.
Елена, имя ей и говорят, что Афродита
В ее присутствии лишь старшею сестрой,
Могла б смотреться бы на фоне ее вида,
Надолго потеряв божественный настрой.
Со всех концов морского побережья
Собрались греческих племен мужи,
Герои, воины, цари – в надежде,
Елены руку честно заслужить.
Тут Менелай*, брат гордого Атрида*,
Благоразумный, честный Диамед,
Гигант Аякс, что сын Теламонида,
Отважный воин – рослый Филоктет.
И затянулись долгие смотрины,
Пред выбором Елены все равны
И претендентов игры не безвинны,
В любовной битве мелочи важны.
Метали копья, дротики и диски
И кто-то, выделяясь из толпы,
Бросал всех дальше, а его завистник
С ума сходил, отстав на пол стопы.
И в спор, словно в огонь, добавив масла,
Пролил слова хитрейший Лаэртид*:
«В вопросах брака, тела мощь напрасна
И каждый в этом пусть себе не льстит.
Над нами, впрочем, сжалились и боги
И юный друг Патрокл* нам объяснит,
Как изменились состязаний все итоги,
Коль был бы на пиру младой Пелид*.
Ведь говорят: он сын самой богини,
Пелей его отец: герой и аргонавт,
Предсказано, что Ахиллеса имя
Покрыто будет славою в веках».
Все дружно согласились с Одиссеем
И спор, едва начавшись, вмиг угас,
И на кифаре, созданной Орфеем*
Спел кифаред*, когда закат погас.
И только Менелай не знал покоя,
Его известный мучил лишь вопрос:
Кого избрала в царственных покоях,
Себе в мужья, прекрасная из роз.
Не в силах этих мыслей превозмочь,
Царю Итаки их поведал, полагая,
Что тот сумеет как всегда помочь
Понять, что страхи лишь возня пустая.
И Одиссей, чья мудрость много стоит
Искусно все Атриду* пояснил:
Отца Елены брак лишь с тем устроит,
Кого царем признал народ, и полюбил».
Ведя беседу эту, в масличную рощу
Вошли друзья протоптанной тропой,
Безлюдно было там, и говорить попроще,
Но громкий смех нарушил их покой.
И вскоре замелькали силуэты
И белых платьев стройные фигуры,
И на тропе, как говорят поэты,
Возникли две прекрасные натуры.
Одна из них – конечно же, Елена
И, несомненно, даже Афродита,
Чья мать сама морская пена,
Из ревности на дочь царя сердита.
Елена взгляд надменный, ниц не опустила,
С насмешкой встретила нежданную препону
И сознавая чар своих наличие и силу,
Сказала: «Что, Менелай, увидел ты Горгону,
Чей взгляд ужасный в камень превращает?»
Смутился юноша, не зная, что ответить,
Еще чуть-чуть и он, как снег растает,
Смотреть на солнце больно, что так светит.
Но Одиссей стрелой Эрота*не был ранен
И сохранил на все свой трезвый взгляд
Сказал: «Раз вид твой превращает в камень,
Глаза подруги может к жизни возвратят?»
От этой дерзости вся вспыхнула Елена:
«Так обратить насмешку в помощь другу,
Каков наглец – так совершить подмену,
Ее презреть и выбрать лишь подругу».
А спутнице ответ пришел по сердцу:
«Как мог он предпочесть ее сестре»?
И встретив взгляд столь пристальный и дерзкий,