Борис Петров
Туман над Стиксом
Над рекою стоял туман так плотно, что была видна только узкая полоска воды между причалом и кораблем. Вода была грязная, в радужных разводах. У резиновых отбойников колыхался всяческий мусор: окурки, пластиковые бутылки с яркими наклейками, ветки, дохлые ерши и даже целлулоидная кукла – видно, какой-то ребенок уронил. Купаться, пожалуй, здесь не стоило, хотя ему очень хотелось окунуться после изнурительного, долгого путешествия. Хотя в этих водах купаются не за тем, чтобы освежиться…
Другой берег тонул в тумане. Стоял штиль. Стоял неподвижно у причала красивый, новехонький корабль.
Туман тоже стоял совершенно недвижимо, он был совершенно однороден: сплошная белая пустота, глазу зацепиться не за что. Даже чайки не решались лететь вглубь и сидели, нахохлившись, на гранитном парапете набережной.
Поодаль терпеливо выстаивали несколько рыбаков.
– Неужели здесь ловится рыба? – удивился он.
– А от чего ж… Ловится. Есть ее нельзя только, ядовитая она, а так – пожалте, ваш-бродь, ежели желаете, имеем аренду снастей и наживы. Спортивная, так скзать, рыбалочка, хехехе.
Он посмотрел на туман, на безнадежные фигуры рыбаков, сплюнул в воду:
– Когда же мы сможем отплыть?
– А вот туман сойдет, так сразу и поедем. Не изволите беспокоиться, господин Орфей.
Его собеседник выглядел странно: низкорослый, но крепкий мужичок, хорошо одетый, однако с нечесаными волосами, испитым лицом, сморщенным, как у старика, и неприятной клочковатой бороденкой, над которой нависал крючковатый нос хитреца и пройдохи.
– А когда он сойдет, господин Харон? – спросил Орфей.
– Да хто ж знаит… Синоптики не говорят.
Эт еще что, только-то третья неделя пошла. Тут, бывает, месяцами стоит туманищ-ще – руки своей не видать, ей-богу. Да вот прошлым годом изволили прибыть господин Пирифой со товарищи, и тоже, значит, по любовной линии. Так что вы думаете? Полгода в ентой самой «Бездне» просидел и думать забыл про Персефону, хехехе…Он обернулся: чуть поодаль, за зданием таможни, сиял пошлой неоновой рекламой ресторан «Тартар» с красной бегущей строкой: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Позади ресторана возвышалась 15-этажная громадина отеля «Последний приют».
– В «Тартаре» очень скверное пиво, – пожаловался он. – Кислятина.
– Ох, и не говорите, ваш-бродь… – его собеседник оживился, видимо, задетый за живое. – Не походит здешняя водица для пивоварения, от нее изжога. Забываешь сразу, как матушку с батюшкой звали… И себя как звали, тоже забываешь. А сколько раз жаловались, значит, властям, так все без толку: они в доле… Коррупция одолела, господин Орфей. Взяточничество кругом, разворовали все. Нам бы сюда тех, с того берега, они бы, конешно, мигом навели бы порядочек, да не можно это… Вот, пожалте – еще один бродит, ожидает, стало быть, отправления.
Из тумана на пирс надвигалась огромная фигура. Сначала человека не было видно – просто очень большое размытое темное пятно с огоньком сигареты в том месте, где должно быть лицо. Затем проступили очертания могучего тела, в котором все пропорции кто-то словно увеличил в два раза – слоноподобные ноги, заставлявшие доски причала содрогаться от тяжелой поступи, бочкообразное мощное туловище, длинные руки и ладони наподобие лопаты, которые, казалось, могли сгрести разом всю дрянь, что валялась на пирсе.