А. РЕННИКОВЪ
ДИКТАТОРЪ МІРА
РОМАНЪ БУДУЩАГО
БѢЛГРАДЪ
Книгоиадятельство М. А. Сувориня „Новое Время",
1925
Всѣ права, въ юыъ чвслѣ и право перевода ва ивостранные
языки, сохравяются за авторомъ. Типографія ШРАДЪШ въ Бѣлградѣ, Короля Милана, 69. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Разсвѣло. Поблѣднѣвъ въ лучахъ зари, въ небѣ
одна за другой меркли ночныя свѣтовыя рекламы. Медленно спускались внизъ къ своимъ ангарамъ на
отдыхъ дирижабли электрической ставціи съ вися-
щими, уже погасшими, ночными солвцами. На
четырехъ гигавтскихъ башвяхъ Берлина и Шарлот-
тевбурга затихли передъ дневйой смѣной гудящіе
вентиляторы, очищающіе дневной воздухъ... И си-
рена „Рабочаго Дворца" радостнымъ воемъ возвѣ-
стила объ оффиціальномъ началѣ дня. Просиулся городъ, зазвенѣлъ, загудѣлъ. Потя-
нулись по небу громоздкіе аэробусы, отвозящіе
рабочихъ на фабрики. Взметнулись съ площадокъ
домовъ частные аэропланы, отошелъ съ воздушной
платформы Friedrichstrasse-Bahnhof первый утренній
цепеллинъ-поѣздъ. Среди многоэтажныхъ домовъ
въ тѣснинахъ улицъ запорхали на автоптерэхъ, на
автопланахъ продавцы булокъ, разносчики, тор-
говки... И въ семь часовъ въ куполѣ „Храма Труда"
въ Тиргартевѣ ударилъ гулкій автоматическій гонгь,
и надъ городомъ пронесся громкій голосъ Проку-
ратора Германской Соціалистической Республики:
— Привѣтъ трудящимся! Послѣ чего въ вебѣ грянулъ веселый маршъ.
— Газеты! У окна квартиры доктора Штейна, находящевся
— 6 —
въ 18-омъ этажѣ, на автоптерѣ виситъ въ воздухѣ
газетчикъ. Уже 10 часовъ утра, а двѣ главныя
берлинскія газеты „Arbeiter Tageblatt* и n9 Uhr
25 Minuten Morgens Zeitung" выходятъ около этого
времени. Докторъ Штейнъ встаегь изъ-за стола,
подходитъ къ окну.
— Благодарю васъ. A „Lustige Blatter"?
— He вышелъ. Задержанъ цензурой.
— А что?
— He знаю. Говорятъ, изъ-за рисунка.
Дсь
свиданья! Докторъ Штейнъ садится снова за столъ, при-
двигаетъ пустую чашку женѣ, разворачиваетъ „Аг-
beiter Tageblattu.
— Аріадна, налей, пожалуйста. Жена Штейна—русская. Въ 1920 году, трид-
цать лѣть тому назадъ, когда ей было всего два
года, ея мать, вдова офицера, бѣжала изъ Петер-
бурга въ Берлинъ и здѣсь вышла впослѣдствіи
замужъ за нѣмца-профессора. Дочь давно могла бы
вернуться на родину: уже много лѣтъ, какъ въ
Россіи, послѣ длительной военной диктатуры, воз-
становилась монархія, условія жизни стали легче,
чѣмъ во всей остальной Европѣ. Но развѣ она
что-нибудь помнитъ о Петербургѣ? Кромѣ того,
отчимъ умеръ только въ прошломъ году, мать не
хотѣла его оставлять... А сама Аріадна два года
назадъ вышла замужъ за Штейна.
— Прочесть тебѣ телефонограммы?
— Нѣтъ... Спасибо... Она неподвижно смотритъ въ окно на повис-
шій между крышами лоскугъ сивяго неба. И этѳтъ
— 7
прорывъ кажется страшнымъ. Все вокругъ понятно:
окна, каріатиды, аэропланные зонты на площрд-
кахъ. А онъ—прозрачный... Искрящійся. И—безъ
дна... Въ безконечность...
— Ты, что: нездорова?
— Нѣтъ... Она смотритъ въ глаза спокойно, равнодушно. Штейнъ пожимаетъ плечами.
— He пойму я тебя, Аріадна!
— Да, должно быть...