Максим Шраер и Генрих Сапгир. Москва, 1999г.
Photo copyright by Maxim D. Shrayer
Copyright 1994, 2000 by Maxim D. Shrayer
All rights reserved, including electronic
Все права сохранены, включая электронные
М.
Д. Ш29 сентября 2000 года
Генрих Сапгир живёт в сталинском доме на Новослободской улице. На соседней квартире табличка, от которой сразу веет пятидесятыми, когда половину этажа занимала барская квартира патологоанатома Абрикосова. Сапгир в то время был не только лирическим субъектом, но и реальным обитателем того самого "длинного досчатого серого ящера", который будет им воспет почти сорок лет спустя в "Оде бараку". Ещё две незабвенные фигуры сапгировской мифопоэтики: Бутырская тюрьма (в каких-нибудь десяти минутах ходьбы) и здание "правдинских" журналов и газет (за железнодорожным мостом и хлюпающей эстакадой над Савёловской веткой). Первая всё ещё транслирует кошмары по всей Новослободке, я их сразу ж ощутил. Неотступно чувствует их и Генрих Сапгир. Вчитайтесь вот в это короткое стихотворение: "живу рядом с Бутыркой/ тыркаюсь в тюремный кирпич/ будто нарочно/ на крыше будки/ забутили бутом душу... / не забуду мать родную... / живут же рядом с кладбищем/ тоже скажи я повезло" (1993). Вторая точка — чтобы напоминать Сапгиру о годах непечатания взрослых стихов как раз в этих самых "Огоньках", "Работницах", etc. etc.
Гeнрих Сапгир обладает природным чувством соразмерности формы стиха и состояния души, души поэта и души слушателя (читателя). Такое было у Бодлера, Маяковского, Лорки. Мы не виделись шесть лет, с 6 июня 1987 года, когда Сапгир заехал попрощаться с моими родителями и со мной перед нашим отъездом навсегда. Я очень скучал по Генриху все эти годы. И совершенно ясно почему: он заряжает собеседника беспощадной, прошедшей через огонь, воду и медные трубы, страстью к искусству. Каждая его фраза, каждое движение при общении с людьми есть современная стихотворная строка, акт лирического авангардизма. Я сразу ж вспомнил об этом 19 мая 1993 года, позвонив в дверь сапгировской квартиры.