Руслан Белов
Он выбирал историю
У меня была дилемма – Диля и Емма. Первая была прочной по характеру симпатичной татарочкой, умеющей прекрасно готовить и все такое. Она мечтала о многочисленной семье и муже-добытчике. Вторая, Емма, – имела западно-европейскую национальность, была десятым (но самым прелестным) лицом в известной транснациональной компании. Она склонялась к мысли, что пищу все-таки готовят, и была уверена, что лет через пятьдесят, – к тому времени, как она решит забеременеть, – наука непременно что-нибудь на этот счет придумает. Долгое время я сомневался, какой из них предложить руку и сердце. И вот, когда день подошел, и надо было принимать решение, я пошел к Вере, знакомой гадалке, чтобы свалить на нее ответственность за свое будущее.
– Не знаю, что и сказать… – пристально посмотрела мне в глаза Вера, странно приятная женщина лет тридцати. – Понимаешь, всегда существует несколько вариантов будущего. И когда человек узнает их, ему есть о чем подумать. Кеннеди, например, год думал.
– Джон Кеннеди? Ты ему гадала!!?
– Обижаешь, Володя, мне двадцать пять всего. Мама моя ему гадала...
– Расскажи!
– Шебутной он был, этот Кеннеди, – начала Вера с полуулыбкой. – Болезненный с детства, но бабник от души.
К нему в Белый дом даже родственники стеснялись ходить, ну, кроме брата Роберта, конечно, так там диваны под ним и очередной пассией трещали. Политик он был так себе, с гангстерами путался – хотел с их помощью Кастро убрать, с Мэрилин Монро путался, с наркотиками, с секретаршами, с проститутками. И потому очень его интересовало, как все это будет выглядеть в прессе и в сердцах налогоплательщиков после того, как он уйдет на заслуженный отдых. Ну, и нашел с помощью друга Фрэнка Синатры мою мамочку, тогда она в Штатах практиковала. Правда, первым пунктом на повестке встречи у него стоял другой вопрос – начинать-таки из-за Кубы ядерную войну с Россией или нет? На этот вопрос мамочка ответила решительно, все-таки полковником была, причем это звание ей присвоил сам Лаврентий Берия за срыв германской ядерной программы...– Шутишь! – удивился я. – Сколько же лет твоей матери в середине сороковых было? Лет десять?
– Под тридцать, а когда с Кеннеди встречалась – под пятьдесят. Меня она родила в шестьдесят.
– Шутишь! – вновь удивился я.
– В нашем роду стареют поздно, ибо знают все наперед. Ты слушать будешь?
– Все, молчу, рассказывай дальше.
– Они в Овальном кабинете любовью занялись...
Второй вопрос Джон Кеннеди задал уже после. Нехилый такой вопросик: как сделать так, чтобы навсегда остаться в сердцах и памяти американцев если не великим, то весьма знаменитым президентом?