Марина Капранова
Тихая обитель Тайм-Ламы
С самого утра поднималась кипрская жара, день предвещал быть знойным, как и предшествующие ему дни. Казалось, номер курортного отеля вобрал в себя всю духоту уличного пекла, не спасали от жары ни темные плотные шторы на окне, ни прохладный кафельный пол. Не переставая, натужно шумя и иногда посвистывая, работал кондиционер, принося лишь небольшое облегчение разморенным телам отдыхающих. Светланка, восьмилетняя племянница Ритки, довольно-таки шумная, всегда всем недовольная особа, вошла в открытую настежь дверь номера и ворчливо буркнула тете:
– Рита, где зарядник? У меня планшет сел.
– Там. На столике посмотри, – сквозь зубы отозвалась Ритка, лежа на расправленной кровати, вытянувшись в струнку.
Светланка в нерешительности посмотрела на тумбочку, где ровными рядами, словно по линеечке, выстроилось неимоверное количество Риткиной косметики. Племянница, нахмурив брови, недовольно прошипела под нос:
– Ужас… – и, встретившись в отражении зеркала со строгим взглядом скошенных на нее тетиных глаз, молча примостила на край зеркальной тумбы планшет, предварительно подключив зарядку к розетке, и легко, вприпрыжку покинув номер, выскочила в открытую дверь на улицу, громко мурлыкая любимую навязчивую песню:
– О боже, какой мужчина. Я хочу от него сына…
Ритка терпеть не могла эту песню певицы Натали, называя ее слащавой попсой, и, придерживая маску на лице кончиками пальцев в области подбородка, сердито, нервным голосом одернула племянницу:
– Света, прекрати орать. Соседей разбудишь, нормальные люди еще отдыхают, – процедила Ритка сквозь зубы. – И как ее отучить от этой
Арина с Риткой до завтрака в кафе отеля решили наложить на лицо освежающие, с подтягивающим эффектом тканевые маски.
И вот уже пятнадцать минут лежали неподвижно на своих кроватях, изредка перебрасываясь репликами, и мельком смотрели по плазме, висевшей на стене, российские новости.За два дня, проведенных на Кипре, их тела не приобрели южный загар, о коем они вожделенно мечтали, а заметно, неровными пятнами покраснели, и девушки решили хоть как-то реанимировать поврежденную кожу хотя бы на лице. А то без слез невозможно было смотреть на себя в зеркало.
Соседями, о покое которых переживала Ритка, с левой стороны их номера была семья пятидесятилетних немцев – худощавый мужчина с высокой, жилистой женой, все спортивное, подтянутое тело которой было разукрашено цветными татуировками. Даже с виска на щеку спускалась чешуйчатая змейка, высунув ядовито-красный язык. И их тридцатилетняя дочь, довольно-таки упитанная, с пышными формами девица, не в пример родителям. В белобрысые, выцветшие на солнце волосы дочери туго вплетались искусственные розовые пряди, веснушчатое лицо как-то не запоминалось с первого раза, не было, что ли, в нем обычной выразительности, что делает человека запоминающимся.
Вчера немцы вернулись в свой номер поздно, и только за ними закрылась дверь номера – тут же принялись громко скандалить. Дочь пыталась утихомирить родителей, вставляя редкие реплики в их перебранку, но видя безрезультатность своих попыток, вышла на улицу, со скрежетом протащив железный стул по керамической плитке крыльца, села за круглый металлический столик и больше не вмешивалась в спор родителей до окончания брани.