Читать онлайн «Портрет художника как человека средних лет»

Алексей Борисов

Портрет художника как человека средних лет

Портрет художника как человека средних лет

Больше всего ему сейчас хотелось пива. Хотелось стоять под мелким дождем возле обшарпанного гадючника в Перекидном переулке и, окуная нос в бархат пены, следить за тем, как капли измороси гасят в ней пузырьки.

Мешали два обстоятельства. Во-первых, не было денег. И девчонка.

Он с самого начала знал, что все это бессмысленно, что все попытки обеспечить его престижной работой и вернуть к «активной творческой жизни» бесполезны. Такой уж он человек. Ему хочется стоять под мелким дождем возле обшарпанного гадючника и, окуная нос в бархат пены, следить за тем, как капли измороси гасят в ней пузырьки. Как там, в «Бременских музыкантах»? «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы»?

Три дня назад Скляныч навязал ему эту девчонку. Якобы очень талантлива. Выбрала на последнем курсе в качестве отчетной работы его раннюю эпохалку. Натюрморт. Знаменитый «Кувшин с арбузом». Скляныч даже предоставил им свою мастерскую – когда люди становятся чиновниками, мастерская им больше ни к чему. Впрочем, чья бы корова мычала…

Сам он уже давно не рисовал ничего толкового. Типичная история неудавшегося гения. Не сумел вовремя трансформировать блеск и талант молодости в казенное звание.

Думал, что праздник творческого всесилия, когда легко и словно само собой получалось все задуманное, продлится вечно. Но «свобода творчества» как-то незаметно выродилась в бесконечную изнуряющую погоню за заказами, за сиюсекундным заработком, ручеек которого постепенно становился все скуднее и скуднее.

А затем пришла элементарная и беспросветная прострация, и теперь он сидел в чужой мастерской и тупо смотрел в худые лопатки незнакомой ему девчонки, которая тщетно пыталась перекопировать его «Кувшин с арбузом».

Впрочем, у нее есть талант. Не ее вина, что она родилась девочкой. Он всегда был убежден в том, что настоящим художником, творцом может стать только мужчина. И опыт работы с этой девчонкой только подтверждал эту идею. Она рисовала очень правильно, точно, но рисунку ее не хватало той искры, того воодушевления, которые, как он считал, присущи даже самому захудалому мужичонке – той самой искры и того воодушевления, которые заставляют самцов всех рас и биологических видов искать своих фемин и овладевать ими даже на пороге смерти. И когда им этого не удается, то тогда и получаются самые удивительные произведения.

Сам он рисовал свой натюрморт, когда от него уходила его вторая жена – Вера – и для него этот холст никогда не был просто полотном, неодушевленной тканью. Для него это полотно было сценой античной трагедии, ареной небывалой корриды, и в округлой поверхности кувшина для него проглядывал изгиб бедра Кармен, выступающей навстречу своему очередному покорителю, и в темной массе нарисованного им арбуза угадывалась туша поверженного быка, рдеющего раной-разрезом в боку, и он сам был этим быком и, в то же время, тряпкой-полотенцем, бессильно свисающей с края стола…

У нее же получался всего лишь натюрморт – мертвая, ничего не говорящая материя. Видимо, девчонка и сама это сознавала, и потому-то и попросилась нему на практику. Надо полагать, думала, что он поможет ей преодолеть в рисовании эту грань между живым и неживым. В первый день они действительно пытались что-то делать вместе, она спрашивала, он объяснял, стоял рядом, касался ее худенького плечика грудью и посапывал, глядя на ее художества, но уже на второй день стало ясно, что все во тщету, и теперь он лишь сидел у нее за спиной и тупо созерцал, как движутся под тонкой тканью ее колючие лопатки.