Лев Таран
Послушайте, Лещёв!
© Таран Л. , 2017
Предисловие издателя
Без всяких сентенций строго и по делу могу сказать, что в ваших руках – уникальное издание. Потому что ему не суждено было увидеть свет своевременно, тем не менее, сейчас это происходит. В советские времена, когда жил Лев Таран, его основное творчество просто не могло быть напечатанным. По той простой причине, что существовала цензура. И не только на определённые слова, как в наши дни, но и по тематике текста.
Проведя серьёзною чистку в конце 30-х годов по поводу идеологически выверенных сюжетов, в ходе которой распрощались с жизнью, со свободой, с родиной множество прекрасных писателей, в том числе авторы, чьи произведения сейчас признаны классикой отечественной литературы, советское государство продолжало активное бдение за творческими экспериментами. В середине 60-х разворачивается громкий судебный процесс по так называемому «Делу Синявского и Даниэля». Абрам Терц и Николай Аржак, взяв себе псевдонимы, публиковали свои произведения за рубежом, не имея возможности издать их в СССР. Их произведения назвали «порочащими государственный и общественный строй».
Ещё раньше, в 1957–1958 годах, организовалась травля Бориса Пастернака за роман «Доктор Живаго». Его долго готовил к публикации журнал «Новый мир», но роман вышел в Италии, и журнал тут же «доложил» об антисоветской сути романа. Скандал принял мировой размах после присуждения Пастернаку Нобелевской премии, от которой поэт был вынужден отказаться. Несмотря на то, что текст романа – удивительное явление в русской литературе, идеологические службы уже приняли сверху команду «фас». Были организованы полные обвинений автору коллективные письма рабочих и крестьян, текст романа и в глаза не видевших. Оттуда и возник знаменитый и не устаревающий, к сожалению, литературный анекдот: «Я Пастернака́ не читал, но осуждаю».
Бориса Леонидовича гневно исключили из Союза писателей СССР, его дальнейшее и недолгое проживание в Переделкино постоянно контролировалось КГБ.Ещё один будущий Нобелевский лауреат Иосиф Бродский за свою творческую независимость в 1964 году был осуждён за тунеядство (имелась в УК СССР такая статья). Причиной стала опубликованная в газете в 1963 году заметка завистливых литераторов, имена которых отечественный читатель сейчас и не вспомнит. Доносительство было основой идеологического порядка «самой демократичной страны». Особенно – спланированное доносительство, организованное либо КГБ, либо ни бельмеса не понимающими в литературе партийными чинушами. Отбыв полтора года в колонии-поселении, под давлением мировой литературной общественности Иосиф Бродский был выселен за пределы страны и поселился в США.
Имея такие примеры перед глазами, Лев Таран даже не пытался публиковать свои произведения, тем более за рубежом. Итог таких попыток был бы совершенно очевиден. От «очернения образа советского человека» совсем недалеко было и до «клеветы» на государство в целом. Это, как минимум, могло стоить работы, дающей средства к существованию. Поскольку советский врач не имел права «клеветать» и «очернять». А устроиться на работу в другое учреждение или на совершенно иного плана службу с клеймом «антисоветчик» было практически невозможно. Спасало поэта и проживание за пределами российских столиц: литературные Красноярск и Подмосковье не настолько бдительно изучались «охранителями» социалистического строительства. Человек, к тому же умный, с ленцой и привычкой к алкоголю, Лев Таран особо и не стремился широко знакомить посторонних со своими «очерняющими действительность» рукописями: круг его читателей составляли только близкие друзья.