Лесса Каури
Золушки в опасности
Ее Высочество Брунгильда вставала с рассветом и тогда, когда была простой трактирщицей, и теперь, став принцессой Ласурии. Но в последнее время вставать с первыми лучами солнца не получалось – спалось плохо. Болела спина, тянуло в ногах, никак не удавалось улечься поудобнее. Бруни стащила все подушки с дивана в гостиной и при помощи Катарины устроила себе на семейном ложе лежбище, которое Аркей, смеясь, назвал гнездом будущей матери. И все равно неглубокий сон прерывался – «коняшкой», лягающейся в животе, желанием сходить в туалет, выпить воды, съесть что-нибудь сладкое. Ее Высочество за беременность поправилась и теперь напоминала себе Ваниллу рю Дюмемнон с ее пышными формами, ставшими после рождения наследника Людвина еще пышнее.
«Кай, это подло, – жаловалась мужу принцесса, – я никогда не была полной, а теперь, посмотри?» И она крутила перед его глазами толстыми пальчиками. «Потерпи немного, родная, мэтр Жужин пообещал, что все пройдет после родов, – успокаивал Аркей. – Или тебя беспокоит вопрос привлекательности для мужа?» И он лукаво улыбался, зная, что сначала она начнет фыркать, до ужаса напоминая ему рассерженную кошку, а потом не выдержит и рассмеется.
Однако в это утро Бруни проснулась рано. Не настолько рано, чтобы застать в постели супруга, но и не так поздно, чтобы едва не опоздать на семейный завтрак, отсутствие на котором Его Величество Редьярд прощал только младшему сыну, и то не всегда.
Живот с «коняшкой», скрытый мягкой тканью ночной рубашки, торжествующе возвышался над одеялом и перекрывал обзор. Бруни вздохнула и спустила ноги с кровати. В голове мелькнуло ставшее привычным за последнее время: «Скорей бы уж!. . » и тут же вспомнился мэтр Жужин, который увещевал ее со своей всегда спокойной, чуть ироничной улыбкой: «Не торопите природу, Ваше Высочество, она всегда знает лучше, когда наступит срок родов.
Наслаждайтесь покоем, пока можете!»В спальню заглянула Катарина, увидела, что Бруни проснулась, обернулась, прихватывая со столика поднос с парным молоком. Это молоко давала одна из подружек Железнобока, и оно отличалось особенной густотой и жирностью. Молоко Бруни назначил все тот же вездесущий Жужин, поскольку принцесса жаловалась на изжогу. Теперь она начинала день со стакана молока и заканчивала им. А ей жутко хотелось пива!
– Добрых улыбок и теплых объятий, Ваше Высочество! Как нынче спалось?
Принцесса улыбнулась в ответ – сложно было не улыбнуться, когда улыбалась ее Старшая горничная. Привлекательная девушка тоже ждала ребенка что, в отличие от Бруни, делало Катарину еще более привлекательной.
– На букву «ч», – фыркнула она, – то есть чяжело.
Когда-то так говорил Эдгар Мореход, а теперь эту шутку семейства Рафарин знала и Солей. Подавая принцессе стакан, она твердо сказала:
– Надо потерпеть, Ваше Высочество! Ведь немного осталось.
– О-хо-хо… – вздохнула Бруни и выпила молоко. – Пойду умоюсь, и давай-ка облачать эту коровеллу, то есть меня!
Горничная засмеялась и вышла из спальни.
Вскоре она вернулась с другими служанками, которые принялись одевать Ее Располневшее Высочество в очередное творение мастера Артазеля. Маленький мастер Бруни сочувствовал и платья шил такие, в которых она не выглядела столь внушительной, за что принцесса была ему горячо благодарна. Но в многочисленных скрытых застежках и спрятанном в платье бандаже из эластичных лент, одеваясь одной, впору было заблудиться.