Дом
Мила Менка
© Мила Менка, 2015
Дом
Он стоял, нахмурившись, в центре пустыря, образовавшегося после сноса его собратьев по улице Коминтерна. Стоял и смотрел выбитыми глазами на новенькие пятиэтажки провинциального городка. Ему было никак не менее ста лет: облицовка, светло-зелёная когда-то, а теперь грязно-бурая, облупилась, обнажив его чёрные, влажные деревянные бока. Местные его боялись – старались обходить стороной, но уж коли доводилось проходить мимо, то старушки крестились, молодые мамы ускоряли шаг, увлекая за собой таращивших глаза любопытных малышей, а молодежь нарочито громко разговаривала и смеялась, чтобы скрыть беспокойство, которое неизменно охватывало каждого, кто оказывался близ его мрачных стен.
Дом был выстроен купцом Мелентьевым в стародавние времена; тогда посёлок, больше похожий на большую деревню, назывался просто Холмы (статус города он получил позже, после Великой Октябрьской революции, одновременно с постройкой комбината).
Мелентьев, горячая голова, рискнул, вложившись в одно из сомнительных торговых предприятий, обещавших скорые барыши. Потерпев крах, он подался, по слухам, на север. Дом же за долги был продан с молотка. Прельстившись невысокой ценой, его приобрел некто Краузе – врач по призванию, немец по происхождению, лютеранин по вероисповеданию. С него-то всё и началось. По первой всё шло гладко: немец большую часть дома определил под клинику, имевшую стационар на пять человек, зубоврачебный кабинет с белым креслом и плевательницей, и даже родильную комнату с двойными стенами – кричи, не хочу. Мал-помалу, народ потянулся к новому доктору. Краузе не брезговал брать плату за услуги натуральными продуктами – яйцами, молоком, мясом, яблоками, но в большинстве случаев предпочитал ассигнации.
Мишка
«Эй, Тоська! Посвети-ка сюда!», – дрожащим от возбуждения голосом крикнул Мишка.
– «Тут какая-то посудина!»Луч фонарика выхватил из темноты перемазанное лицо пацана с сощуренными в щёлки глазами и упал на кучу хлама, сваленного в углу. Сверху лежала старая миска, расписанная подсолнухами – вроде бы справная. И зачем выкинули?
«Миш, посмотри тазик, не дырявый ли? Можно прихватить с собой, вот мать обрадуется! Скажем, нашли. А это что? Смотри, какая лампа чудная!», – отозвалась девочка, направив луч на потолок. По верхним балкам пробежала тень, абажур всколыхнулся. Тоське стало жутко. Она опустила фонарик, и неуверенно добавила: «Миш, пойдем отсюда, а? Мать узнает, крику будет…»
Послышался шорох, и девочку накрыла волна тёплого, затхлого воздуха.
«Миш… ты где? Мишка, мне страшно, выходи! Пожалуйста…» – Тоська, заскулив точно щенок, попятилась к выходу, и, задев ногой что-то мягкое, повалилась навзничь. Фонарик упал, но не разбился, уткнувшись лучом в распахнутый недоумённо глаз брата, раскинувшегося на полу.
Мишу хоронили всем посёлком. Не было только Тоськи – после случившегося у девочки повредился рассудок: она так и не произнесла ни слова, после того, как её обнаружили на улице Коминтерна. Она сидела, обхватив руками колени, не проявляя абсолютно никакого интереса к окружающему миру.