Уильям Р. Форстчен
Спуск к океану
Когда я смотрю на вас сегодня, я вижу не только обещание будущего, но также души всех тех, кто отдал всю свою преданность без остатка, чтобы мы смогли находиться здесь и праздновать этот день.
Президент Республики, Эндрю Лоуренс Кин, взял на минуту паузу. Его пристальный взгляд окинул публику, ряды новых курсантов, выпускающихся из академии, членов их семей, и тысячи людей, которые собрались, чтобы отпраздновать с ними.
В толпе, он видел немногих выживших, старых товарищей столь многих ожесточенных битв. Некоторые кивнули, заметив его взгляд, другие застыли по стойке смирно, несколько из них отдали честь, когда их бывший командир посмотрел в их сторону.
«Боже, мы действительно постарели?» задумался он. «Разве это было не только вчера, когда мы пришли в этот мир? Разве это было не только вчера, когда на этих равнинах позади Суздаля мы муштровали нашу новую армию, готовясь к нашей первой битве?»
Товарищи его молодости ушли, и было трудно смириться, что его также несло по течению к ним. Уже и они были историей былого, воспоминания увядали, бледнели, подергивались дымкой, становясь бесцветными.
Он уловил мимолетный взгляд старины Пэта О’Дональда, кобура которого уже давным-давно покинула ремень; он ушел в отставку и теперь стал популярным сенатором. Он сидел с другими высокопоставленными лицами: Уильям Вебстер — в который раз секретарь казначейства; председатель Верховного суда Касмир; Гейтс — издатель сети газет; Варинна Фергюсон — президент технического колледжа — все они постарели. Другие ушли навсегда, пересекая реку, чтобы присоединиться к товарищам, совершившим свое последнее путешествие много лет назад. Калин умер, так же как и Эмил, который, казалось, будет жить вечно, но и он отправился в заключительный сон всего лишь перед этой зимой.
Все же, в эту секунду, он видел их такими, какими они были много лет назад, солдат из его армии, Майна, Фергюсон, Мэлади, Шовалтер, Уотли и Киндред. И позади них сотни тысяч погибших за то, чтобы создать Республику, дать им благословенные дни мира, который длился в течение двадцати лет.
Внезапно он осознал, что не продолжил свою речь, но публика была вежливой. Они знали, что он ощущает в этот момент, и он видел немало тех, кто опустил голову и вытирал слезы с глаз.
Мальчики, заканчивающие морскую и армейскую академии — а они по-прежнему выглядели как мальчики — терпеливо ожидали, смотря на него, и он улыбнулся.
— У меня есть всего две вещи, которые я скажу вам сегодня.
Он взял паузу, на этот раз он с эффектной демонстрацией вышел из-за трибуны и указал на флаг Республики своей единственной рукой.
— Любите свободу. Любите ее больше чем все остальное в этом мире. Существует только одно из двух состояний в этой жизни: либо ты свободен, либо ты раб. Мы, ваши родители, сражались в войне несравнимой ни с какой-либо другой. Она велась не на завоевание. Она шла не за власть. У нее была одна единственная цель — сделать нас свободными, сделать свободными вас, наших детей, которые еще не были рождены.