Михаил Юхма
КУНГОШ — ПТИЦА БЕССМЕРТИЯ
Повесть о Муллануре Вахитове
Часть первая
НУР — ЗНАЧИТ ЛУЧ СВЕТА
Глава I
Год 1918-й. Второе января.
Чуть ли не вся Казань сошлась в этот день на широкую площадь к зданию бывшего Дворянского собрания: здесь теперь разместился Казанский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
В многолюдной толпе, собравшейся перед зданием Совдепа, преобладали татары. Но можно было увидать в ней и русских, и чувашей, и марийцев, и удмуртов, и мордвинов, и башкир — людей самых разных наций и народностей, населявших обширную Казанскую губернию. В овчинных полушубках, в старых засаленных халатах, в войлочных чапанах, они запрудили всю площадь. Казалось, уж яблоку тут негде больше упасть, но толпа все прибывала. Дальние, только подошедшие, напирали на ближних, стремясь протиснуться к самому зданию.
Холод стоял лютый: крещенские морозы. А тут еще ветер, да такой резкий, обжигающий — прямо беда! Про такие холода татары говорят: «Сплюнуть и то нельзя: вместо плевка на землю упадет ледышка».
Снег под ногами скрипит так, что небось за версту слышно. Поднесешь ко рту закоченевшие пальцы, чтобы согреть их горячим дыханием, — вмиг все лицо облохматит колючий иней.
В такую погоду хороший хозяин и собаку-то на мороз не выгонит. Какая ж нужда заставила всех этих людей стыть на холодном, леденящем ветру, на широкой, со всех сторон продуваемой площади?
Чтобы не закоченеть вовсе, люди притопывают ногами, пихают друг друга — кто плечом, кто локтем. И все не сводят глаз с высоких двустворчатых дверей здания. То и дело раздаются голоса:
— Долго еще ждать-то? Вроде бы уж пора!
— Давно пора! Того и гляди, отойдет поезд-то!
Два человека, которых, похоже, занесло в эту толпу случайно, переговаривались вполголоса. Разговор начал дородный, широкоплечий мужчина в теплой куртке, добротной меховой шапке и валенках.
— Что за шум? Кого ждут? — спросил он у щупленького, тщедушного человечка в старенькой шубейке и видавшей виды кубанке.
— Наверно, митинг будет совдеповский, — отозвался тот. В разговор вмешался старый татарин с заиндевевшей козлиной бородкой.
— Товарища Вахитова провожают. В Петроград едет. На Учредительное собрание, — объяснил он.
— Это какого ж Вахитова? — оживился тщедушный, отчаянно растирая свой побелевший нос вязаной рукавицей. — Мулланура, что ли?
— Его самого, — расплылся в улыбке старик; он явно обрадовался, что собеседник слыхал про человека, ради которого собралась вся эта толпа. — Нашего Мулланура… Вот и я тоже пришел проводить его. Даже кучтэнэч для него припас…
Он показал узелок, в котором был приготовленный загодя кучтэнэч, то есть гостинец.
— Этот Вахитов тебе родственник, что ли? — спросил, глядя исподлобья на старика, широкоплечий.
— Да нет, — махнул рукой старик. — Какой родственник… Я его и не знал вовсе. А он меня от позора спас. Дело так было…
Он совсем уже изготовился начать какой-то, видно, обстоятельный рассказ, но широкоплечий прервал его речь досадливым нетерпеливым жестом:
— Ладно, ладно, потом… В другой раз расскажешь…