Эрик-Эмманюэль Шмитт
Когда я был произведением искусства
Все мои попытки покончить с собой оказались напрасными.
Вся моя жизнь, если говорить прямо, оказалась напрасной попыткой, как и мои самоубийства.
Самое чудовищное в моем случае — осознание тщетности этих потуг. Нас таких тысячи на Земле, у кого не хватает силы или духа, привлекательности или удачи, но только я отдаю себе отчет в своей убогости, что, к несчастью, выделяет меня из этой толпы. Бог лишил меня всех талантов, кроме проницательности.
Зря прожитая жизнь — куда ни шло… но оказаться неудачником-самоубийцей! Я сгораю со стыда. Негодный к тому, чтобы шагать по жизни, и слабак для того, чтобы расстаться с ней. Я — полная бездарность, моя жизнь не стоит ни гроша. Пора вдохнуть в мою судьбу хоть немного силы воли. Жизнь я унаследовал, но уж своей смертью я распоряжусь самостоятельно!
Вот так я разговаривал сам с собою тем утром, глядя в пропасть, открывавшуюся у моих ног. Передо мной, всюду, куда простирался взгляд, — глубокие расщелины и острые скалы, усеянные редким кустарником, а чуть ниже — вспенившееся море, бушующее, хаотичное, брызжущее негодованием перед неподвижной покорностью берега. Возможно, я заслужу хоть немного самоуважения, если наконец смогу убить себя. До этого дня мое существование никоим образом не зависело от меня. Зачат был по недосмотру, родился, потому что изгнали из утробы, вырос благодаря генетическому программированию, короче говоря, я просто мирился с собой. Мне стукнуло двадцать, и все эти двадцать лет я просто взирал на то, как течет моя жизнь. Три раза я пытался плыть наперекор течению, и три раза меня подводили подручные материалы: веревка, на которой я возжелал повеситься, оборвалась под моим весом; проглоченные таблетки снотворного оказались невинным плацебо, а брезентовый кузов грузовика, проезжавшего под окном, из которого я добровольно вылетел с пятого этажа, мягко принял мое тело.
Но теперь я смогу засиять во всем блеске — четвертая попытка должна оказаться удачной.Высокое побережье Паломба Сол имело заслуженную репутацию прекрасного места для самоубийц. Крутые отвесные берега гордо взирали на бушующие волны моря с высоты ста девяноста девяти метров, предоставляя телам, которые летели вниз, по крайней мере, три гарантированных возможности стать стопроцентными трупами: или застрять, словно мясо на шампуре, на подлете к морю на остро заточенных скалах, или разбиться на тысячи кусочков, приземлившись на едва спрятанные под водой камни, или потерять сознание при ударе о воду, что обеспечивало безболезненное погружение на морское дно. На протяжении веков ни у одного самоубийцы не выходило осечки. Вот почему, преисполненный надежды, я прибыл сюда.
Я безмятежно вдыхал свежий морской воздух, готовясь к последнему рывку.
Самоубийство — это как прыжки с парашютом: первый прыжок навсегда останется лучшим. Повторение приглушает эмоции, рецидив притупляет чувства. Тем утром я даже не испытывал страха. Стояла чудная погода. Ясное небо, резкие порывы ветра в лицо. Разверзшаяся у моих ног пропасть манила, готовясь принять меня в свои объятия. Затаившись внизу, море от нетерпения закусывало свои пенные губы.