АНДРЕЙ УПИТ
НА ГРАНИ ВЕКОВ
ЧАСТЬ III
НА ЭСТОНСКОМ ПОРУБЕЖЬЕ
Первый раздел
1
Кузнец имения Сосновое Мартынь Атауга сидел на пороге кузницы, облокотясь на колено и прижавшись черной щекой к еще более черной ладони. По правде говоря, это был даже не порог, а просто разбитая лошадиными подковами, обожженная железом старая подгнившая колода, прослужившая по меньшей мере четырем поколениям кузнецов.
Солнце уже было за кузницей, за стоящей на пригорке ригой, наполовину за верхушками сосняка, который отбрасывал тень на дорогу, ведущую к кирпичному заводу. Вот на эти тени и глядел кузнец, наблюдая, как они все вытягиваются, подбираясь к ладно зазеленевшему господскому полю с желтой россыпью калужницы во влажных впадинах. Мартынь порядком устал, и ему так приятно было посидеть сложа руки, ни о чем не думая, поглядывая, как удлиняются тени. Да, пришлось поработать сегодня — налицо неопровержимые свидетельства: четыре новых колеса для Грантсгала с ошинованными ободами и ступицами, два заново сделанных лемеха и четыре сваренных да топор смолокура Свилиса с умело наваренным углом лезвия. Правда, двух свидетелей нет, они уже укатили на подкованных лошадях, но кузнецу Мартыню и так каждый поверит. Во всяком случае он счел себя вправе освободиться под воскресенье пораньше.
Где-то неподалеку промычала корова. «В Бриедисах», — подумал кузнец и провел ладонью по лицу, оставив на нем светлые полосы. Но вот замычала еще одна и еще. Нет, это уж не в Бриедисах, а подальше, в имении. Да, покамест нет своего барина, пока имением управляет сосед, поляк из Лиственного, господскую скотину можно пригонять пораньше, чтобы успеть подоить еще дотемна. При эстонце Холгрене, старом управляющем, девки до глубокой ночи возились в хлеву. Огонь туда вносить не дозволялось: эстонец говорил, что девки — сами коровы, еще почище тех, которых они доят, — не ровен час, спалят ему хлев. Мартынь погрузился в воспоминания, которые не могли быть особенно приятными.
На дороге от имения загрохотала телега. Наверняка Грантсгал: кузнец по тарахтенью узнавал почти каждого хозяина из своей волости. Ну да, Грантсгал. Подъехал вихляясь, со скрипом хлябали все четыре вконец изъезженных колеса. Выходит, Мартынь сготовил новые как раз вовремя. Поздоровавшись, Грантсгал привязал лошаденку к коновязи при дороге, вскинул на плечо пылящий мешок с ржаной мукой и исчез за углом кузницы. Кузнец выкатил новые колеса, выбил из осей чеки, одно за другим снял старые колеса и приладил новые. Покамест он стоял, критически оглядывая свою работу, вернулся Грантсгал, протянул Мартыню руку и тоже остановился полюбоваться.
— Ладная работа, Мартынь, — сказал он. — Мастер ты, что и говорить.
Мартынь только провел рукой по когда-то пшеничным, а ныне потемневшим усам и ничего не ответил. Выражение лица сквозь слой копоти различить было трудно, но видно все же, что к похвале он не остался равнодушным.
Они уселись рядом на пороге. За ними в сумраке тускло тлели в горне угли.
— Ехал на авось, — продолжал Грантсгал, — не надеялся, что колеса будут готовы: разве у тебя только и работы?